Война затишья не любит

Рамазанов Алескендер Энверович

– Ах, подлец! Так же не делают, так не летают! – проклинал Вислицу и его напарника Арзаев, но в голосе его звучали уважительные нотки. И тут же с досадой высказал бойцам: – Что, воины ислама, расслабились? Вы уже трупы… Я же предупреждал!

А «горбатые» решили наполнить чашу уважения до краев. Чертом-боком пара вдруг вывалилась по солнцу и проутюжила овраг еще раз. На этот раз все успели упасть в пыль, но в небо поднялись лишь несколько стволов.

Вечером, при «разборе полетов», Марат было попытался превратить «конфузию в викторию», мол, что бы успел сделать Вислица за ту секунду прохода над ротой! «Сбросить и выпустить весь боекомплект», – серьезно ответил тот. И это было правдой. Астманов

тогда подумал: какое счастье, что у афганских моджахедов нет боевой авиации. Вот бы пришлось попрыгать! И стал бы Афган другой войной…

В один из тренировочных дней в траншее, от которой предстояло стартовать, бойцы обнаружили труп. Худой, длинный человек в афганской одежде был нещадно избит и весь истыкан пулями.

Арзаев осмотрел следы, угрюмо буркнул:

– Разведчики балуются… И чего смотрим? (Это уже с издевкой, своим бойцам.) Вот вам декорации боевые. Все. Готовиться первой группе.

На мостик, сооруженный из пупырчатой зеленой полосы аэродромного покрытия, бросили ветошь, пропитанную соляркой:

– Ну что, Леша, с первой группой?

– Можно.

Проскакивая через горящий мостик, краем глаза Астманов ухватил, как кипит на проваленном животе трупа жестянка с солярой. Главное тут не вдохнуть паленой плоти. Неделю будет воротить от жареного. Было уже такое…

А дальше пошел галоп по обломкам, лабиринту рваного железа, бугров и ям. Цели – ржавые бочки на противоположном склоне. Гранаты….

Вот с ними была заминка у бойцов. Опасались через огонь проходить – вдруг рванет. Не разгибали, а вырывали чеку перед броском. Метнув «зеленое яйцо», десантники замедляли движение, явно ждали взрыва, съеживались. Кое-кто прикрывал мужское достоинство автоматом. Ну, как курсанты, которым иногда рекомендовали прикрывать причинное место саперной лопаткой. Несколько гранат не взорвалось.

Арзаеву это явно не нравилось, и он провел урок, который Астманов усвоил на всю жизнь.

Собрав роту на гребне, Марат (он разрешил всем раздеться по пояс, поскольку жарило нещадно, сам предъявил бойцам атлетический торс и дремуче-волосатую грудь) взял в руки гранату, разогнул усики чеки:

– Запал горит 2,8–3,2 секунды. Наклоняется к земле обычный человек гораздо быстрее. – Арзаев выдернул чеку и вдруг бросил гранату себе под ноги. Строй замер. Арзаев нагнулся, поднял гранату и отшвырнул ее через голову вниз, в лощинку:

– Главное – не паниковать.

За спиной грохнул разрыв. Марат слегка поморщился.

– А теперь еще один момент. Не всегда вы метаете гранаты. Метают и в вас. Что делать, сейчас покажу! Леша, пойдем?

Астманову было совершенно безразлично, куда и зачем зовет его Арзаев. Он пошел бы с ним куда угодно и в любое время. Спускаясь в лощину, Марат пояснил:

– Найдем ямку, бросим пару гранат и ляжем к ним головами.

– А глубокая ямка? – поинтересовался Астманов. – Это ведь у немецких гранат углы разлета крутые, а наши? Ты пробовал?

– Сейчас попробуем.

Нашли колею глубиной сантиметров пятнадцать, встали лицом друг к другу и по команде «три» положили в нее расчекованные гранаты, одновременно упав на землю.

Неизвестно, как это выглядело со стороны, но ощущений было минимум. Толчок, двойной тугой удар, запах тротиловой гари. Все. Пара гранат взорвалась почти одновременно в полуметре от «демонстраторов.

Тренировки в лощине шли день за днем. Через неделю Астманов обнаружил, что большинство его пуль поражает цели. А по поводу метания гранат в какую-нибудь щель или дыру к нему подходили за советом солдаты. Но он ничего не мог толком объяснить. Дело в том, что он и стрелял, метал гранаты и штык-нож исключительно левой рукой. Ну такой вот уродился. И к тому же порой не ощущал разницы между левой и правой половиной

тела. В строю – хоть сено-солому вяжи. Если душевно расслаблялся, так и стакан левой рукой держал. Бывало, обижались. Приходилось объяснять.

Между тем вечерами, за чаем, Астманов ненавязчиво проводил беседы на тему «Знай край, в котором служишь». И ко всему выходило, что пещера Али-бабы совсем рядом. И, возможно, там есть разбойники. Все складывалось удачно. Можно было приступать ко второй части плана: внедрению информации о бандформировании, складе оружия в районе Сары-тепа и прочего, в чем мог оказать содействие Бешеный буйвол, запустив тему к обсуждению через дивизионную разведку… Но не спешите на Востоке, где благое намерение лучше милостыни и бездействие лучше дела!

Южнее Тигровой балки

Наметилась крупная операция по «зачистке» сельской местности от душманов северо-западнее Кундуза. Там, отделенные полосой пустыни, прижимались к Пянджу кишлаки Кулухтепа, Багрикуль, Хош-тепа, рядом же заветный Кашгузар и рукой было подать до Сары-тепа.

Этот забытый богом край по замыслу афганских и советских провинциальных стратегов пора было прочесать. Дело в том, что моджахеды во исполнение своей клятвы перенести джихад в «Иттихаде шоурави», то бишь Советский Союз, и в отместку за БШУ, артобстрелы и «реализации разведданных» обстреливали пограничные заставы на советском берегу, и (неслыханная дерзость!) накрыли весьма успешно реактивными снарядами пограничный отряд в поселке Нижний Пяндж. Об этом, конечно, советская сторона молчала, как и о том, что ее пограничники уже в 1980 году стояли в большом количестве на афганской стороне, защищая южные рубежи Отечества. Тогда же в лексиконе пропагандистов появилось «южное подбрюшье страны», в которое могли вонзить нож. Кошмар какой-то! Нож – в нежное подбрюшье великой страны, в причинное место, то есть. О коварный Восток!

С обстоятельствами обстрелов приграничных населенных пунктов с афганской стороны Астманов решил познакомиться подробнее. И вот тут открылась интересная деталь: большая часть реактивных снарядов прилетала с тыла. Выходило, что неучтенные «партизаны» бродили по советской земле, да еще в приграничной полосе.

– Не ломай голову, – разворачивая «пятисотку», усмехнулся Бешеный буйвол. – Вот пустыня Хаджахрег. Войска туда не совались, ни наши, ни афганские. Песок сплошной, да? А на деле – базы. Но пойди определи, где? Они уходят в пески и атакуют наши посты с севера. Идем дальше, к реке. Маликей – местность пересеченная. Пяндж – плавни, тростник, не пролезть. С нашей стороны на этом участке подходят отроги Актау. А теперь смотри сюда. Вот эти три зеленых пятна по Вахшу. Что имеем? Заповедник Тигровая балка. И не знаю, есть там тигры или нет, но духов хватает.

– Афганских? – невпопад спросил Астманов, внимательно разглядывая извивы реки и густую штриховку голубого цвета – заболоченную местность.

– Устами младенца, – развеселился Павел, – в точку попал. Ты думаешь, в Таджикистане у моджахедов нет сторонников? Если не было, то купили. Места контрабандистские. Оружие, опиум, камешки бадахшанские. И во всех кишлаках до Курган-Тюбе – родственники. Это же мы их сюда выдавили. Видно, пришла пора репатриации.

Мрачные прогнозы Бешеного буйвола не встревожили Астманова. Отечество – одно, а государство – другое. Мало ли это самое государство наворотило на погибель отчему краю? А что касается любви к советской власти, то Астманов по опыту жизни в Дадастане знал – она кончается за горой Тарки-тау, в десяти километрах от города или еще ближе – на кухне. Власть веры, силы, денег, мудрости – вот это власть! Властительный беспощаден и щедр, предан Создателю и умен. Что это за власть, которая оставляет на расплод заклятых врагов?