Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник)
Шрифт:
– То, что ты хочешь сделать… Это опасно?
Обнорский пожал плечами и осторожно убрал упавшую Лене на лоб длинную светлую прядку волос:
– Не знаю, хорошая моя… Может быть.
Она коснулась губами его щеки и прошептала:
– Андрей… Я могу тебе как-то помочь? Я очень хотела бы…
– Ты? – удивился Обнорский. – Ты мне и так уже очень помогла, Леночка. Тем, что мы встретились. Тем, что мы вместе…
Внезапно он осекся: ему пришло в голову, что в складывающейся ситуации ему вполне мог бы пригодиться экстренный канал связи с Союзом – мало ли что там может понадобиться. А Лена как раз таким каналом вполне могла бы быть…
Он посмотрел ей в глаза – в темноте они казались еще больше, чем на свету, – и, мысленно ругая себя последними словами, медленно сказал:
– Не знаю… Посмотрим, как карта ляжет, может, и действительно…
Обнорский снова замолчал, раздираемый противоречивыми чувствами. Нет, все-таки сильно он изменился с тех пор, когда шесть лет назад впервые увидел Лену… Она словно поняла его сомнения и прижалась к его плечу еще сильнее:
– Не думай ни о чем. Делай то, что считаешь нужным. Я с тобой ничего не боюсь – и тебе легче будет, если ты будешь знать, что не один. А я теперь в Триполи часто бывать буду – в Шереметьеве блат появился, можно попользоваться… И ребята из экипажа только рады будут – нам ведь за каждый день здесь суточные в валюте идут, за такие пересменки наши на что угодно готовы.
Обнорский поцеловал ее в губы и крепко прижал к себе. Лена, задохнувшись от поцелуя, тихонько вскрикнула и засмеялась:
– Ох! Раздавишь же! Если тебе силу девать некуда, то я найду ей лучшее применение.
– Это пожалуйста, это сколько угодно, красавица ты моя неземная, – забормотал Андрей, осторожно пытаясь ладонью раздвинуть ей ноги.
Но на этот раз Лена вывернулась из его рук и вскочила с кровати:
– Нет, все, хороший мой, а то я сознание потеряю… Да и наши уже вот-вот должны вернуться. Не торопись, у нас с тобой не последний раз… Я тебя теперь так просто не отпущу, имей в виду.
– Не отпускай, – улыбнулся Андрей, нагибаясь с кровати к разбросанной на полу одежде. – Тебе я сдаюсь без боя.
– Посмотрим, посмотрим, – шутливо проворчала Лена, ловко и быстро приводя себя в порядок, надевая юбку и свитер прямо на голое тело. – Все вы так говорите…
И снова Обнорского кольнула ревность – он, конечно, понял, что она шутит, но от последней ее фразы ему вдруг представились какие-то другие мужики, непонятно что говорящие женщине, которую он не хотел отдавать никому. Лена эту реакцию заметила и улыбнулась довольно и лукаво:
– Хочешь выпить? – Она отошла к небольшому серванту в углу комнаты и открыла дверцу бара – в нем стояло несколько весьма аппетитных на вид бутылок.
Выпить Обнорскому очень хотелось, и он уже было кивнул, как вдруг словно со стороны услышал свой собственный голос:
– Нет. Спасибо, но я, пожалуй, уже попил – на много месяцев вперед. Пора трезветь. А откуда, кстати, такое богатство? В Джамахирии сухой закон отменили?
Лена рассмеялась и закрыла бар:
– Это нам из посольства подкидывают, у дипломатов особое снабжение… Они – нам, мы – им что-нибудь из Союза привозим. Натуральный обмен…
Прощаясь, они еще долго целовались, договаривались встретиться на следующий день, потом Андрей ушел с виллы, так и не увидев на ней никого из сотрудников Аэрофлота.
Дома так никого и не было – Кирилл, видимо, где-то загулял, – и Андрей, в одиночестве наскоро перекусив на кухне, лег спать. В эту ночь он спал спокойно и глубоко, кошмары не потревожили его ни разу.
Утром его разбудил протяжный крик муэдзина, вылетавший из динамиков новой, недавно построенной напротив гостиницы мечети. Андрей вскочил с постели, быстро умылся и побежал в столовую на завтрак. Кормили в столовой очень даже неплохо, официантками, поварихами и посудомойками здесь работали жены советских офицеров. Чтобы получить место в столовой, им приходилось по несколько месяцев простаивать в своеобразной «живой очереди». Как ни малопрестижна была эта работа для женщин, большинство из которых имели институтские и университетские дипломы, но все же за нее платили какие-то деньги, ну и, опять же, время шло быстрее. Ведь если только сидеть в квартире и ждать мужа с работы – свихнуться от скуки можно.
После завтрака Обнорский заскочил в Аппарат, узнал, что его официальное представление генералу Кипарисову и полковнику Сектрису состоится в 16.00, и вернулся в гостиницу. В своей комнате он сел за маленький письменный стол, положил перед собой чистый лист бумаги, авторучку, достал сигарету и глубоко задумался. Фактически он оказался в роли сказочного персонажа, перед которым стояла задача «пойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что». И тем не менее с чего-то надо было начинать.
Обнорский нарисовал в центре листа большую букву «И» и закурил, глядя на нее. Неожиданно ему вспомнились слова большевистского лидера Кирова. Много лет назад в турпоездке в заполярном Кировске Андрея от скуки занесло в домик-музей Сергея Мироновича, где он, слоняясь по комнатам, наткнулся на плакат с цитатой: «Гора только издалека кажется неприступной, а подойди к ней, начни взбираться – сам не заметишь, как окажешься на вершине». А большевики, надо отдать им должное, цели достигать умели.
Цель. Нужно определить цель…
Обнорский обвел букву «И» квадратной рамкой и начал внутренний разговор с самим собой:
«Итак… Вариант добровольного самоубийства мы отбрасываем. Значит, Илью вынудили уйти из жизни. Кому и зачем это могло понадобиться? Ливийцы… Нет, в это как-то не очень верится… Если Илья, предположим, выполнял какую-то деликатную работу, не понравившуюся местному Истихбарату, не стали бы они гасить его так – слишком сложно, слишком мудрено. Если уж они действительно решили бы Илью убрать (хотя зачем – выгоднее же задержать, подловив на чем-нибудь, а потом торговаться с советской стороной), то, скорее всего, был бы вариант «несчастный случай» или – нападение на улице каких-нибудь уголовников… Тем более что Новоселов умер в выделенной ему квартире в советском городке в Гурджи – там же все на виду, все друг друга знают… Чужих ливийцев обязательно заметили бы… А если они наехали на него где-то в другом месте? Шантажировали? Ну да, а потом отпустили домой, чтобы он там газом подышал, – нет, это ерунда, Илья обязательно пошел бы к особисту. Да и вообще – не стал бы Истихбарат такой дурью маяться… Всякое, конечно, бывает, но это направление маловероятно. Маловероятно…»