Война. Апрель 1942 г. - март 1943 г.
Шрифт:
Остались Оленевы с дочкой Лидой. Девочка работала на парниках. Феодосия Павловна говорила: «Боюсь, Лиду угонят…» Пережили суровую зиму. Настала весна. Немцы радовались, пили шнапс и кричали старой Феодосии Павловне: «Матка, танцуй!..» А двадцать пятого мая пришли полицейские и увезли Оленевых на станцию. «Куда везете?»— спрашивал шестидесятилетний Кузьма Иванович. «Сначала в Барановичи, а там посмотрим». Феодосия Павловна вздыхала: «Не доеду я, и муж не доедет». Немцы спокойно отвечали: «Ничего, если умрете, дочка будет работать». Посадили в телятник и повезли на запад.
На вокзале Феодосия Павловна плача говорила своей осетре: «Лена,
Елена Павловна сидит передо мной и рассказывает о горе сестры. Она рассказывает и о своем горе. Елена Павловна на десять лет моложе Феодосии Павловны. Девчонкой она приехала в Гжатск к старшей сестре. Познакомилась с рабочим Сергеем Дмитриевичем Дмитриевым. Вышла замуж, жили неплохо. Был у них единственный сын — Витя.
Перед войной Сергей Дмитриевич заболел тяжелой желудочной болезнью. За один год из сорокалетнего крепкого мужчины он превратился в инвалида. Витя говорил: «Я теперь работник…»
Сначала немцы отобрали корову, а коровы в Гжатске были основой благополучия. Это не простые, но породистые швицкие коровы, которые дают очень много молока. Жители прятали коров, как умели. Но разве спрячешь животное?.. Забрали корову и у Дмитриевых.
В доме поселился фельдфебель. По словам Елены Павловны, он был маленький, чернявый и злой. Как только Елена Павловна выходила из дому, фельдфебель начинал «развлекаться»: он бил по щекам больного Сергея Дмитриевича. Он бил его часами: эта «забава» немцу не приедалась. Вите было четырнадцать лет, но на вид ему нельзя было дать больше десяти. Мальчик тихо говорил матери: «Снова папку били. Хоть бы партизаны пришли!..»
Как-то вечером ворвались в дом два пьяных немца. Это были сопляки. Они стали кричать: «Матка, идем спать». Елена Павловна укоризненно сказала: «Сколько тебе лет?» Один показал по пальцам: двадцать. «И не стыдно тебе? Я старая женщина, мне сорок два года…» Немец засмеялся: «Ганц эгаль» (это неважно). Они стали сдирать платье с Елены Павловны. Она вырвалась и полуголая выбежала на улицу. Бежала и думала: «Сейчас застрелят», — и говорила себе: «Пускай, а на позор не пойду».
Настали грозные дни: под напором Красной Армии немцы начали отходить. Слух о том, что немцы угоняют детей, облетел горд. Металась вдова Столярова. Ее муж работал на почте, его знали все. Немцы его посадили в концлагерь, там он умер от сыпняка. У Столяровых был один ребенок — тринадцатилетний мальчик. Столярова пыталась его спрятать. Она его зарыла в снег, потом испугалась, что мальчик замерзнет. Она прикрыла Витю сеном. Но пришла соседка, рассказывает: «На Московской они штыками сено тычут…» Пришли и забрали мальчика Столяровой.
Пришли на Вельскую к Людмиле Качевской, забрали всех четырех детей — два мальчика были у Качевской и две девочки. Пошли дальше — у Петровой взяли сына Митю. У Беспаловой угнали дочку четырнадцати лет. У Казакина двух мальчиков — Николаю было шестнадцать лет, Юре — четырнадцать.
Елена Павловна видела, как надвигается беда, и не могла ничего сделать. Она повторяла про себя: «Хоть бы наши поспели!..» А фельдфебель собирал все добро Дмитриевых, и на прощание утешал себя: бил по щекам больного Сергея Дмитриевича. Потом пришли солдаты и схватили Витю. Немец кричал: «Матка, прочь!» Елена Павловна обнимала единственного сына, а немцы подгоняли его прикладами.
Потом немцы начали жечь дома. Они заходили в дом, выбивали стекла, обливали
Воздух потрясали раскаты. Это немцы взрывали большие здания. Они взорвали школу, где учились Оленевы они взорвали клуб, где Иван Кузьмич работай киномехаником. Они взорвали церковь с зелеными куполами, где когда-то венчалась Феодосия Павловна. Они взорвали больницу, где лечили Лиду. Они сожгли и взорвали город.
Они жгли за деревней деревню. Они пришли в Мишино. Там жила жена Ивана Кузьмича Оленева с пятью детьми. Немцы сожгли ее дом, сожгли все село. Женщина и дети остались в яме среди снега. Они пробовали отогреться у головешек своего дома. Потом пришла холодная ночь, и дети заплакали.
А по дорогам на запад немцы гнали рабов: юношей и девушек, подростков двенадцатилетних детей. Отстававших немцы били плетьми. Старший лейтенант Петр Петрович Казакин вошел с одним из первых отрядов в Гжатск. Он побежал к жене: «Катя!..» Потом посмотрел вокруг и все понял: Колю и Юру немцы угнали.
Вдова Столярова работает на почте. Ее спрашивают: «Писем нет?» Ждет письма от мужа Каневская: ее муж воюет, а детей угнали немцы. Не ждет писем Столярова: ее муж умер в немецком лагере, а сына увели немцы. Если придет письмо от Ивана Кузьмича Оленева, куда его доставить? Миша пропал без вести, Шуру расстреляли, родителей и Лиду угнали в Германию. А где был дом — только мусор и зола.
В село Бородулино умирает столетний Павлов. Старик тяжело умирает, молчит. Кажется, что он все думает, думает: хочет понять. Где Шура? Расстреляли его немцы. А Лиду увезли и Витю угнали. Погиб Миша. Дети Ванюши остались без крова. Пропала жена Миши с сыном. Разбита семья. Разорено гнездо.
6 апреля 1943 г.
По дорогам войны
По дорогам войны
Я проехал триста километров по земле, отвоеванной у немцев. Зимой снег сострадательно прикрывал раны. Теперь повязка снята. Там, где были дома, — крапива, чертополох и, как сорняки, немецкие шлемы, скелеты машин, снаряды. Женщина в Калуге сказала мне: «Может быть, теперь они почувствовали в Кельне, что такое их война». Ее дом немцы сожгли, пятнадцатилетнего сына расстреляли.
Наш вездеход водитель величает «козлом» и, одобрительно ухмыляясь, поясняет: «Этот козел всюду пройдет». И «козел» действительно сворачивает на глухую дорогу, по которой прежде пробирались только телеги колхозников. Шумный, веселый ливень обрушился на землю, рыжая дорога кажется потоком лавы. Но «козел» отважно плывет по этой земной хляби, кренясь и вздымаясь, как лодочка среди бушующего моря.
Изуродованные или сожженные города — Малоярославец, Угодский Завод, Козельск, Калуга, Перемышль, Сухиничи. У каждого города позади длинная жизнь, своя судьба, свои горести и радости. Но как похожи друг на друга развалины! Пришли немцы: взрывали, жгли. Что им наша история, наш труд, наша любовь? «Факельщики» жгли и горланили: «Тарари-тарара, валери-валера», и кто не поймет чувства старушки, которая, переиначивая ил русский лад слово «фрицы», говорит: «Фирсы проклятые».