Война. Апрель 1942 г. - март 1943 г.
Шрифт:
Из библиотек изъяли почти все книги. Достаточно указать, что к запрещенным книгам были отнесены «Гаврош» Гюго и популярное изложение теории Дарвина.
В театре выступали шансонетки — для немцев. В один из кинотеатров русские имели право доступа. Там показывали фильмы, посвященные прославлению Гитлера.
Такова была культурная жизнь города, прежде имевшего несколько высших учебных заведений, прекрасный театр, два музея, богатые библиотеки.
Что принес «новый порядок» русской интеллигенции? Бухгалтер завода «Коминтерн», вместе с другими жителями Воронежа
— Профессия?
— Астроном.
Немец рассмеялся..
— Вот как!. Что же, будете чистить нужники. Правда, звезды и уборные — различные вещи, но ничего другого я вам не могу предложить».
Учительница Щигров Александра Алексеевна Козуб была направлена на земляные работы. К ней подходит офицер:
— Почему плохо работаешь?
— Не привыкла. Кирки в руке не держала.
— Что ж ты делала?
— Я была учительницей.
— Удивительно! Где же тебя научили этому?
— Я училась в Воронежском пединституте.
— А я в Иене на философском факультете. Небось, у вас философию не изучали?
— Изучали.
— Канта и Гегеля?
— Канта, Гегеля, Маркса, Энгельса.
— Ну, Маркс и Энгельс — это евреи. А вот интересно, хорошо ли ты усвоила схоластику?
Девушке стало тошно. Она угрюмо ответила:
— У меня диалектика…
Тогда изысканный офицер ударил ее с размаху по обеим щекам. Так закончился философский разговор в Щиграх. Мне рассказывала о нем честная советская учительница Козуб, которая предпочла кирку измене и правду немецкому «философу».
Закрыли школы. Закрыли театры. Закрыли библиотеки. Что они открыли? Дом терпимости на улице Невского. Открыли торжественно. Герр доктор Фогт произнес речь: «Мы несем веселье в ледяную пустыню».
Они не принесли веселья. Они принесли заразу. Перед войной в Курске совершенно исчез сифилис. Немцы заразили Курск. По немецкой статистике, среди гражданского население регистрировалось в декаду от 70 до 80 случаев заболевания венерическими болезнями. Больных отправляли в городскую тюрьму. Свыше сотни из них немцы убили. Эти сифилитичные павианы оставили после себя не только развалины и ров в Щетинке. Они оставили страшную заразу.
Помимо венерических болезней, немцы принесли эпидемию дифтерита. Прививок не было, и смертность среди детей от дифтерита дошла до 60. На почве голода, скученности, грязи рос сыпняк. Я видел одного из предателей, врача Кононова, члена «городской управы». Он должен был якобы заботиться о здоровье населения. Он заботился об одном: как угодить своему начальнику, немецкому врачу Керну. До немцев Кононов пил русскую горькую. После прихода немцев он стал пить шнапс. Он говорит: «Доктор Керн был культурным немцем, хорошим врачом, отзывчивым человеком», — хозяева убежали, по привычке еще кланяется. Я спрашиваю Кононова:
— Что вы лично сделали для жителей?
— Много. Доктор Керн мне говорил: «Зачем вы
Вот он, «культурный немец» и «отзывчивый человек».
Вольных не лечили. На дверях вывешивали по-немецки: «Здесь заразные. Вход военнослужащим воспрещается». Немцы хотели заражать, но не заражаться.
Военнопленные умирали на глазах у населения. Повсюду немцы расклеили плакаты: «Сдавайте теплую зимнюю одежду для русских военнопленных вашему старосте». (Старосты были и в городах — на каждой улице.) Старосты сдавали теплую одежду коменданту… Комендант распределял ее между немецкими солдатами.
Страшное зрелище представляли собой лагери: морозные грязные бараки. Надписи: «для русских», «для украинцев», «для тюркских народов», «для тифозных». Кормили жижей — картофельная кожура. Били. Заставляли рыть укрепления. Русские глядели на агонию русских и не могли им помочь. Это было моральной пыткой.
Слова молитвы «О победе христолюбивого воинства» немцы приказали заменить: «О победе германской армии». Одна старушка осмелилась сказать: «Не могу я молиться за победу немцев — у меня три сына в Красной Армии». Строптивую высекли.
В одном селе Курской области немцы устроили молебен за здравие Гитлера. На паперти Мария Дементьева Краснова громко сказала: «Мы, люди русские, молимся за победу наших». Ее подвергли порке, потом заперли в холодный амбар. Она стояла в амбаре и молилась за победу Красной Армии.
В Курске немцы нашли несколько квислингов. Бургомистром был назначен некто Смялковский, воспитанник духовной семинарии Киева, Он получил от немцев дом, блокноты с фирмой «Бургомистр города Курска» и даже автомобиль. Он оставил дом и блокноты и на машине уехал в Львов.
Городская управа заседала раз в месяц под портретом Гитлера. Тирольский шпик был изображен в красках с подписью: «Адольф Гитлер, освободитель». В присутствии немцев члены городской управы стояли.
Немцы закрыли все учебные заведения. Но в Щиграх они открыли «курсы для полицейских». Они учили стрелять, арестовывать, реквизировать, вешать. Передо мной своеобразный документ — послание курсантов третьего выпуска коменданту Паулингу: «В полном сознании громадной ответственности за выполнение возложенных на нас обязанностей мы говорим вам, господин комендант, спасибо…»
Передо мной и автор этого послания, некто Колосков. Он прикидывается ребенком, твердит о своей «безмозглости». В его глазах злоба и страх. «Победоносная германская армия», убегая, оставила Колоскова. Курсантов учили пытать и расстреливать русских. Летать их не научили. Напрасно они попытались бежать по сугробам…
Тихо в комнате. Тихо и душно. Темная животная тоска идет от согнутой спины изменника. Нет ничего страшнее предательства: оно убивает человека до смерти. Передо мной живой труп, тряпичная кукла, грошовый паяц. Я говорю: «Вы понимаете, что вы предали Россию?» Он шевелит губами: «Да».