Война
Шрифт:
— Почему мы так долго терпели Нэйта? — горько спросил Юи.
— Потому что они — такая же соль этой земли, как и Дом Таэна. Им бы объединиться… но чего нет, того нет. Поспеши. Если и впрямь Лаи Кен идет не на подмогу генералу, а сюда и со злом, надо быть готовыми к этому. Где не доскачут гонцы, долетят птицы.
Юи собирался недолго; привык быть посыльным, и дальняя дорога его не пугала после пути в Мелен и обратно. А для господина он готов был в огонь и в воду. И ревновал немного к Ариму — почему тот поехал на север, в гущу событий,
Юноша взял лучшего коня; когда пришел в конюшню за ним, хозяйская Слава покосилась глазом-сливой, шумно вздохнула. Она тоже тосковала по господину, и Юи потрепал ее атласную шею.
— Тебя я взять не могу…
Помимо Рубина, только Слава из лошадей этого дома была не для него даже в таком важном задании. Но вороной, которого ему оседлали, тоже годился для долгого и трудного пути.
Юи ехал быстро, намереваясь оставить коня в надежных руках в округе Золотой реки и купить другого на смену. Не знал, что несколькими месяцами раньше этот же путь проделал другой молодой человек, но тот ехал не просто быстро, а и вовсе не отдыхал.
Юи же, когда останавливался на отдых, позволял себе насвистывать песенки — силы на это вполне оставались; мечтал наконец увидеть долину Трех Дочерей, знаменитое птичье озеро и каменные изваяния. И военный лагерь, разумеется — бесчисленных солдат и флаги над шатрами. Возможно, удастся принять участие в сражении и ему самому?
Посланник же Айю был достаточно скор — заговорщики, отправленные Суро Нэйта, его догнали не сразу. Но все-таки оказался слишком медленным — и настигнуть его смогли.
Юного гонца убили в гостинице на границе с округом Золотой, ножом, будто бы при ограблении. Письма при нем не нашли, Юи вез послание на словах.
Вороной так и остался в гостинице, хозяин долго держал его, опасаясь, что вернутся родственники убитого, но потом продал.
**
Один из спутников стал провожатым; он много лет уже служил в Сосновой, сроднился с этими горами так, как Лиани и не снилось. По годам был уже не молод, не столь проворен, и Лиани и второй солдат, совсем мальчик, беспокоились, поспеют ли вовремя.
— Поспеем, — успокаивал тот, — Этим склоном короче, а они идут по другому.
Короче — сказано сильно, конечно. Дорога растянулась неимоверно; но никто бы и не стал сооружать мосты один подле другого. Оставалось надеяться, что чужаки вовсе заблудятся, что вряд ли, раз уж дошли.
На редкость дикими и мирными казались эти места, словно и не летели стрелы в часе ходьбы отсюда. Голова Лиани все еще болела, и кровь потекла снова. Вспомнил про повязку, опять надел ее, на ходу засовывая под ткань листья подорожника.
Стрекотала сорока, пощелкивал дрозд. Черный; вот он вспорхнул с куста, перерезал дорогу перед тремя идущими. И еще раз, и снова.
— Проклятая птица, так и мельтешит, — проворчал старший солдат. А младший, недолго думая, швырнул в нее камнем. Не попал, кажется.
У развилки старший засомневался.
— Овражек тут скоро, — пояснил
Вернулся он скоро, и был… одно слово, странным. Глаза непонятные, будто спит на ходу.
— Идем, — поманил за собой.
С полсотни шагов спустя Лиани почуял недоброе, больно уж место глухое было; младший тоже заикнулся — мол, а туда ли идем?
Проводник не ответил, головой только дернул, будто отгонял муху.
— Вот тут и спускаемся…
Ухватился за корни, наклонился к овражку. Лиани ахнул, заметив, как по земле ползет трещина. Старший очнулся, завертел головой по сторонам, но поздно, со склона овражка сорвался пласт земли, увлекая разведчиков за собой.
Лиани ударило камнем в висок, придавило тяжелым — показалось, что треснули ребра. Он попытался выбраться, но со склона сорвался еще один пласт, закрывая голову и лицо, не давая вздохнуть.
…В детстве ему всегда было любопытно узнать, как выглядит гора изнутри, теперь представилась возможность это узнать. Жаль, уже никому не расскажет.
**
Тайрену не шевельнулся, когда Лайэнэ его окликнула, и вряд ли ее услышал. Листок белел возле скамьи; был бы ветер сегодня — унесло бы его. Молодая женщина подняла письмо, снова позвала мальчика; нет, не в этом он находился мире, отрешенности позавидовали бы иные монахи.
Спрятала письмо в рукаве — и этого не заметил. Приобняла за плечи, заставляя подняться, и он встал, по-прежнему не сознавая, что происходит. Больше всего хотелось прочесть послание прямо сейчас, понять — но темнота надвинулась на Лощину. Пока Лайэнэ будет разбирать строки, Тайрену может и придти в себя.
Отвела его в комнату, по дороге встретив растерянного охранника, зашипела на него злой кошкой. Никогда не жалела зла людям, но сейчас если б его наказывали — не вступилась. И сама заслужила кару, ничем не лучше.
Вот и покои Тайрену, подвести его к кровати, усадить.
— Ты совсем замерз, сейчас принесут горячее…
— Уходи.
— Тебе нельзя сейчас…
— Уходи, — повторил мальчик ровно, — Оставь меня.
Может, в письме про нее говорилось? — испугалась Лайэнэ. Лампы на стенах горели, свет отражался в глазах мальчика… и как будто не было там ничего, кроме этого отражения. Ни души, ни мыслей.
Если я останусь, несмотря ни на что, стану его врагом, подумала молодая женщина.
— Я буду здесь, рядом, — тихо сказала, и вышла, оставив дверь приоткрытой. Мальчик этого не заметил. И про письмо не спросил.
Из коридора — в щелку, но явственно — Лайэнэ видела его, сидящего на кровати. Так и не шевельнулся. Тогда она развернула листок, приблизив его к щели — света хватало, чтобы прочесть.
Нет, она не ошиблась…
«Я обещал тебе все рассказать…» — так начиналось. И последние строки «Твой отец забыл о том, кому и чем он обязан, как следует поступать, но ты знаешь».