Война
Шрифт:
– Некоторые из вас подумали, не слишком ли я молода командовать эскадрой. Я согласилась на это по очень простой причине… – Сула широко взмахнула рукой. – Я знаю, как убивать наксидов!
В глазах экипажа сверкнуло удивление. Она улыбнулась.
– Я намерена научить вас всему, что знаю о том, как бить врага. Нагрузка прибавится, и легкой жизни не будет, но если постараетесь, то выживете в войне и мы поладим.
Она сделала паузу, выискивая слова попроникновеннее, но решила, что это лишнее.
– Это всё, – кивнула Сула.
В изумленной тишине она спрыгнула со стола. Затем офицеры
"Уверенность" сильно пострадала во время мятежа на Харзапиде, и это было заметно. Офицерская кают-компания и каюты лейтенантов, обитые роскошным темным деревом, мягко сверкали медью и чуть пахли лимонным полиролем. Но стены поврежденных когда-то частей корабля были закрыты металлическими или пластиковыми листами серого и бледно-зеленого цвета. Проводку и трубы в основном оставили открытыми, а не загородили съемными панелями. Запасы и оборудование хранились в повсюду разбросанных контейнерах, устойчивых к перегрузкам.
Во время проверки Сула не нашла никаких особых нарушений. Она заранее ознакомилась с планом корабля и смогла удивить старшин тем, что знала расположение скрытых полостей и консолей. Она не задавала вопросов, на которые не знала ответ заранее, надеясь так впечатлить всех своим умом.
Инспекция закончилась в ее каюте, спальне размером с гроб и кабинетике с металлическими стенами, полом и потолком, выкрашенными в унылый серый цвет.
Сула не стала тратить времени, оплакивая потерянные при Харзапиде красивые панели и другую роскошь, а сразу села за стол и вставила капитанский ключ. Хэз дал ей пароли, и теперь у нее был полный доступ к кораблю: от сокрушающего планеты оружия до системы утилизации отходов.
– Отлично, – сказала она. – Благодарю.
На стену над столом Макнамара повесил ружье ПэДжи и самую первую винтовку Сидни Один. Затем он и Спенс занялись трудоемкой распаковкой вещей, формы и скафандра, еды и напитков.
Сула не обращала на них внимания. Она уже планировала завтрашние маневры.
***
Мартинес следил за успехами Сулы с большим интересом, к которому примешивалась малая толика зависти. Сначала она правит Верхним городом Заншаа, потом целой планетой. Сменивший ее губернатор держится два дня, после чего возвращается Сула, да еще и с повышением в звании. Мартинесу оставалось лишь гадать, как она это провернула.
И вот наконец Суле доверяют эскадру, что, по мнению Мартинеса, лучше всяких планет. Услышав новость, он с ностальгией вспомнил те дни, когда сам командовал Четырнадцатой эскадрой, и вся слава и почет, в которых он купался на флагмане Миши Чен, померкли в его глазах.
Почти каждую ночь Сула приходила ему во снах, зловещих и страстных, заставляя просыпаться со смешанным чувством сожаления и облегчения. Он включал экран над кроватью и смотрел, как грациозная Терза носит в себе его ребенка, но душа требовала другую женщину.
Время шло. Праведный Флот кружил вокруг Заншаа в ожидании подкрепления и новостей о наксидах. Опасались, что враг воспользуется их же стратегией, разделится на малые группы и начнет рейды в тыл лоялистов. Но ничего не было слышно, и стало
В кои-то веки Мартинес радовался затишью. При выступлении Торку придется оставить часть Флота охранять Заншаа, а значит, понадобится большое количество кораблей, чтобы хватило и на разделение, и на противоборство с окрепшими наксидами.
Дисциплинарные нарушения свидетельствовали о воцарившейся на "Прославленном" скуке. Время от времени офицеры навещали другие корабли, рядовые же сидели на месте безвылазно, и Мартинеса всё больше отвлекало разбирательство драк, воровства и хулиганства.
Конечно, это не стало бы его обязанностью, не напросись он сам. Он заверил команду, что к нему можно будет обратиться по любому вопросу, и хотя у большинства хватило благоразумия не приставать к нему, некоторые в полной мере воспользовались обещанием. Пришлось не только разбирать дисциплинарные нарушения, но и высказываться по денежным вложениям и вопросам брака. Такое не входило в его компетенцию, но в конце концов он начал советовать вложиться в Судостроительную компанию Ларедо и жениться. Свадьбы хотя бы давали возможность устроить на корабле вечеринку и поднять дух экипажа, в отличие от тех случаев, когда два призывника сошли с ума, начали бредить и доктору Цзаю пришлось вколоть им транквилизаторы. Один поправился, но второй по всем признакам останется душевнобольным до конца своих дней. Его отправили домой на курьерском судне.
Близилась к концу беременность Терзы. Он писал ей письма, точнее, электронные факсимиле, а внутри росла нежность, поражавшая его самого. Он не считал себя чувствительным человеком, и тем более таким, что будет вспыхивать от одного воспоминания о почти не знакомой женщине, носящей ребенка, которого он, возможно, никогда не увидит. Он постоянно смотрел видео Терзы и даже оставлял их беззвучно идущими на экране стола, когда не работал.
Однако в снах ему являлась Сула. Наверное, скука и одиночество сказывались на нем не меньше, чем на экипаже.
Его сын уже должен был появиться на свет, но новостей не приходило, и Мартинес стал раздражительным. Во время обсуждения нового дизайна "Прославленного" он огрызнулся на Джукса, в другой раз злобно отчитал Туту за неправильное оформление складской документации.
Первым новость сообщил его отец. На видео, светящийся от гордости лорд Мартинес бухнулся в кресло и прогудел: "Большой, красивый мальчик! Назвали в честь нас обоих – Гаретом Марком! Терза справилась отлично, как будто тайно тренировалась. – Он шлепнул кулачищем по мясистой ладони. – Наследник Ченов, рожденный на Ларедо и носящий наши имена. Да его королем надо сделать, а?"
Мартинес был не прочь, чтобы его сына объявили Гаретом Марком Первым. Он послал за бутылкой шампанского и распил ее с Алиханом.
В этот раз Сула не снилась. Наутро, поднявшись с тяжелой головой, он обнаружил сообщение от Терзы. Она лежала на подушках в лавандовой ночной рубашке, застегнутой на все пуговицы. Ее причесали и накрасили. На руках она держала будущего лорда Чена, повернув его круглое личико к камере. Юный Гарет плотно зажмурил глаза, словно решил, что окружающего мира нет, и отказывался верить обратному.