Война
Шрифт:
Я тогда слушал перлы в исполнении великого князя, а про себя думал о том, что умный Серёжа красиво обкладывает своего главного конкурента на пост генерал-фельдцейхмейстера – генерал-лейтенанта Михаила Егоровича Альтфатера, который с июля одна тысяча восемьсот девяносто девятого года занимает должность товарища генерал-фельдцейхмейстера и отвечает за работу ГАУ.
Надо сказать, Сергей Михайлович, бросая очередной кирпич в огород Альтфатера, уже докладывал государю о задержке снабжения частей скорострельными орудиями, о практически полном отсутствии горных пушек. Упоминал о несовершенстве трубок, воспламеняющих разрывной заряд в снаряде, что не позволяло стрелять через головы пехоты без серьёзного риска поражения своих. К этому надо ещё прибавить, что такие важные
Этот ли случай стал последней каплей терпения у Николая, или Сергей Михайлович удачно так под общее настроение государя зашёл, но в этот раз император назначил комиссию по расследованию сознательного неисполнения сотрудниками ГАУ своих определённых обязанностей или умышленно небрежного их исполнение со специальной целью ослабления царской власти и деятельности государственного аппарата. Эту комиссию, естественно, возглавил великий князь.
Так что шесть офицеров ГАУ, которые приехали служить в Порт-Артур с понижением в звании и должности, очень легко отделались. Если в Маньчжурии и в Порт-Артуре возникнут проблемы из-за вооружения, боюсь, не только генерал-лейтенант Альтфатер попрощается со своей должностью в самом хорошем случае. Специально не узнавал, но дело товарищу генерал-фельдцейхмейстера и верхушке ГАУ Сергей Михайлович «шил» будто бы с пролетарской, а не аристократической ненавистью.
Борьба за власть! Чего уж там. Братья Михайловичи, войдя в ближний круг императора, подминали под себя как катком те направления деятельности, которые курировать их поставил Николай. Сандро – флот, Сергей – артиллерию. Хорошо, что пока все их действия были направлены в нужное императору и Отечеству русло.
Я немного отвлёкся на воспоминания, и часть монолога Стесселя прошла мимо меня. Как понял, Анатолий Михайлович заканчивал краткий экскурс по сухопутной обороне.
– Таким образом, Тимофей Васильевич, на начало войны готовность к боевым действиям оборонительных сооружений крепости составляет почти восемьдесят пять процентов по морским батареям и около семидесяти по полевым сооружениям. Слишком большой объём строительства был. По проекту на такой объём выполненных работ мы только через восемь месяцев выйти должны были. Спасибо генералу Кондратенко, если бы не он и его неуёмная энергия, таких бы результатов и близко не было. Я императору ещё месяц назад направил представление на Романа Исидоровича на Святого Владимира третьей степени. Пока что-то тишина. Но надеюсь, после доклада о нашем первом бое награда генералу Кондратенко будет, и не только ему, – Стессель постучал указкой по карте, а его усы как-то воинственно распушились. – Вот здесь вот их флагманская «Микаса» получила первое попадание с батареи Электрического утёса.
Я посмотрел на карту и подумал про себя, что адмирал Того напрасно так близко подошёл к берегу.
– Если рассказывать по порядку, то пятнадцатого августа вечером наша эскадра под командованием вице-адмирала Скрыдлова вышла с внутреннего рейда и в ночь ушла к Чемульпо.
– Ваше превосходительство, а японцев и лиц, подозреваемых в шпионаже, к этому времени уже выслали из крепости? – не сдержался я и задал вопрос.
– Капитан Едрихин Алексей Ефимович – начальник контрразведки в Порт-Артуре, Вы о нём, я думаю, слышали, ещё четырнадцатого начал аресты лиц, к которым можно было применить статьи уложения о наказаниях в условии военного времени. Остальных на пароходах отправили до полудня пятнадцатого. Так что, когда эскадра уходила, чужие глаза если и были, то не смогли передать информацию об эскадре. Это подтвердили последующие события и показания пленённого японского офицера с потопленного миноносца, – несколько раздражённо ответил Стессель.
– Извините за вопрос, Ваше превосходительство, –
– Хм-м-м… Продолжу. Как рассказал японский офицер, «Соединенный флот» вышел из Сасебо тринадцатого августа, за сутки до того, как были прерваны переговоры между государем и японским премьер-министром. В его авангарде шёл отряд быстроходных крейсеров и миноносцы, вслед за ними броненосные крейсера и броненосцы.
«Видимо, партия войны в Японии окончательно победила и поставила премьера Ито перед совершившимся фактом – началом боевых действий против России, и тому осталось только изобразить хорошую мину при плохой игре. Интересно, о чём они разговаривали с Ники четырнадцатого. Мы-то придумывали, как спровоцировать начало войны, целую операцию разработали, а тут раз и всё. Дело сделали за нас», – успел подумать я, продолжая слушать генерала.
– Четырнадцатого августа отряд адмирала Дева, состоящий из семи крейсеров, восьми миноносцев и пяти транспортов с войсками, отделился и повернул в Чемульпо, остальные силы флота продолжали идти к берегам Квантуна, – Стессель говорил размеренно и спокойным голосом, будто читал лекцию. – К вечеру пятнадцатого августа эскадра адмирала Того встала на якорь у острова Роунд. Это в сорока с небольшим милях от Порт-Артура.
Тут Анатолий Михайлович прервался, задумчиво разгладил указательным пальцем усы и продолжил.
– Опять же, со слов японского офицера у острова эскадру ждал пароход под английским флагом, с которого на «Микасу» было переправлено несколько человек, предполагаю, с докладом о диспозиции нашей эскадры и состоянии дел на береговых батареях. В шесть вечера Того поднял сигнал миноносцам о выходе на операцию. Десять миноносцев пошли к Порт-Артуру, восемь – в Талиенван. Главные силы японцев взяли курс на крепость.
«И каким образом Того планировал атаковать миноносцами наши корабли на внутреннем рейде?! Он что, не знает о батареях на Электрическом утёсе и Тигровом хвосте» – подумал я, услышав о таком решении.
– Ваше высокоблагородие, Ваше высокоблагородие, просыпайтесь! Японцы идут!
– Ермолаич, какие ночью японцы, мать твою?! Сколько времени?
– Два часа ночи, Вашвысокородие. С наблюдательного пункта на горе Сяогушань позвонили. В море видны искры ориентировочно десяти кораблей. Вернее всего японских эскадренных миноносцев. Идут на пяти-шести узлах тремя дивизионами. До зоны поражения нашей батареи им минут десять-пятнадцать хода.
– Ермолаич, банник в твою десятидюймовую задницу и два раза провернуть, бегом объявляй тревогу, – взлетев с кровати и начав быстро одеваться, скомандовал командир береговой батареи № 15 Электрического утёса капитан Жуковский.
Буквально через минуту раздался звук трубы, поднимающий личный состав береговой батареи по тревоге. Когда через пять минут командир вышел на плац перед казармой, его встречал монолитный строй бойцов и офицеров. Получив от своего заместителя доклад, что батарея по тревоге построена, Жуковский вызвал к себе офицеров и довёл до них обстановку. Поручив заму продублировать эту информацию на батареи номер девять и десять на Тигровом хвосте, а также на восемнадцатую, располагающуюся на мысе Плоский, отдал приказ личному составу занять места по боевому расписанию.
Перед тем как пройти на командный пункт, Жуковский не выдержал и, подойдя к одной из десятидюймовок, ласково погладил её. Это было новое 254-мм орудие образца 1895 года на улучшенных лафетах Дурляхера, с броневым навесом и поворотным цепным механизмом, который допускал круговой обстрел. Новый лафет увеличил угол вертикального наведения с пятнадцати градусов до тридцати, что позволило повысить дальность стрельбы из орудия до семнадцати вёрст.
Первоначальный угол вертикальной наводки от -5° до + 15° был определен не конструктивной необходимостью, а указанием генералов из ГАУ, дабы пресечь любые попытки стрельбы на большие дистанции. Во Всеподданейшем отчете по Военному ведомству за 1895 год была изумительная фраза: «так как стрелять из десятидюймовой пушки далее десяти верст не представляется надобности».