Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV–XVII вв.
Шрифт:
Шляхта (дворянство), интеллигенция, купечество, другие образованные слои населения на территории бывшего ВКЛ мало-помалу стали употреблять термин «беларусы» лишь после подавления восстания 1863 года. «Простому народу» он оставался чуждым еще очень долго.
Одним из свидетельств тому может служить опрос, проведенный немецкими оккупационными властями в июне 1942 года, то есть через полтора века после упомянутых трех разделов. Опрос проходил на территориях Виленской и Минской областей. Выяснилось, что сельские жители, исповедавшие православие, называли себя «литвины» либо «тутэйшыя» («здешние»), а исповедавшие католицизм – «поляки»! При этом те и другие говорили на беларуском языке! [8]
8
См.: Малецкий Я. Под знаком «Погони». Торонто, 1976, с. 66–72.
Только после 1945 года, благодаря оголтелой русификаторской политике партийного руководства СССР и БССР, термин «беларусы» постепенно распространился и в сельской местности, где в 1946 году проживало около 80 % жителей Беларуси.
На
Тот язык, на котором говорили и писали жители Великого княжества Литовского в XIII–XVII веках, на котором составлялись официальные документы, в равной мере можно назвать и старославянским, и западным русским наречием, и древним беларуским.
Если судить по дошедшим до нас текстам того времени (документы, личная переписка), а также по свидетельствам тогдашних авторов, можно сделать вывод, что долгое время жители Полоцка, Минска или Вильно могли без переводчиков общаться с жителями Киева, Новгорода, Смоленска или Твери. Но постепенно возникли существенные различия между речью московитов и литвинов.
В данной связи следует отметить, что на формирование беларуского языка весьма существенно повлиял немецкий язык (в том числе через «идиш» – язык проживавших здесь евреев, выходцев из Германии и Чехии). Так, современные исследователи установили, что в словаре базовой лексики (это около 4500 слов) беларуского языка середины XVII века, когда еще существовало Великое княжество Литовское, более 1400 слов являются прямым заимствованием из немецкого языка (разумеется, с искаженным произношением). [9] А это свыше 30 % словарного состава! Для примера приведем первые попавшиеся слова:
9
См.: Выхота В.А. Предупреждение ошибок при понимании немецких слов, сходных со словами родного языка, в условиях близкородственного двуязычия (IX–X классы белорусской школы). Автореферат кандидатской диссертации. Москва, 1986.
«Абрыс» (контур, план, чертеж) – это немецкое «abriss»; «бира» (пиво) – «bier»; «габель» (рубанок) – «hobel»; «гандля» (торговля) – «handel»; «гетман» (предводитель) – «hauptman»; «дах» (крыша) – «dach»; «крама» (мелочная лавка) – от слова «kram» (барахло); «руйнаваць» (разорять, разрушать) – от «ruinieren»; «лихтар» (фонарь) – от слова «licht» (свет); «палац» (дворец) – «palaste»; «фарба» (краска) – «farbe»; «цукар» (сахар) – «zucker»; «швагер» (брат мужа или жены) – «schwager»; «штых» (дистанция нанесения удара холодным оружием) – «stich»; «шыльда» (щит, герб, вывеска) – «schild» и т. д. и т. п.
По мнению академика Е.Ф. Карского, высказанному еще в начале ХХ века, беларуский этнос составлял около 80 % населения ВКЛ. Соответственно, представители данного этноса говорили на своем собственном языке, существенно отличавшемся от русского языка.
В качестве примера процитируем указ великого князя литовского Жигмонта I (он же польский король Сигизмунд I «Старый»), изданный в 1553 году, о даровании титула шляхтича некоему литвину Мартыну Чижу:
«Иж мы маючи ласковы взгляд на цноты и верности и теж на верныи послуги Мартина Чижа Константиновича з Нетечи, добрага и потребнага служебника нашого, которы напротивку нам з великой працою и пильносцью взычил, и сам себе, нам и некоторим паном и двореном нашим, на дворе нашом от давных часов почцивеся радечи, велми вдячного и приемного оказал, его самого з сынми и з девками и зо всим его потомством ошляхчаем, и в местцы шляхетства его приворочаем, и даем ему герб…
Еще того Мартина Константиновича Нетецкого и его потомки, пока его власное поколене буде тривати, годным быти привильем и волностьям и чти так духовных, яко и светских, которыми иншими рыцери и шляхта в королевстве, и у Великим князьстве нашом Литовском, и теж во всякой везде Речи Посполитой хрестиянской уживаци и веселицися звыкли.
Всим, которым ест потреба тых речей ведати объявляем и оповедаем, приказуючи всим посполитосць у шляхецком написе и в поступе на знамененых, абы того Мартина Чижа Нетецкого з его всими потомки ображати и пренагабаць не смели и овшем з дозволеня нашого кролевского в том на которых кольвек местцах быць допустили и допущали. Итож мы вам з ласкою нашою кролевскою призволяем…» Метрика Великого княжества Литовского. Книга 28, с. 96–97
Еще один пример. Вот какими словами литвинский автор начала XVII века Федор Софонович описал знаменитый поединок между печенегом и кожемякой (по Софоновичу, он был из Переяславля, а не Киева), упомянутый в «Повести временных лет» Нестора.
«Печениг велик, як Голиад, боротися вышовши, смеялся з переясловца, иже мал был возростом /ростом/ переясловец, называл его жолвию /черепахой/. Еднак же гды переясловец смело сказуючи зышолся з печенигом великим, взяли боротися и битися кулаками. Переясловец з разгону вдарил лобом своим печенига в товстое чрево, аж печениг упадл. Кинувшися з земли печениг кинувся з гневом на переясловца и кулаком вдарил моцно, а переясловец гды от замаха ухилився, повалився печениг на землю. Переясловец зас на его вскочив почал бити печенига и душити за горло, аж насмерть вдушил».
А вот запись из так называемой «Баркулабовской летописи», составленной в селе Баркулабово, неподалеку от Старого Быхова, что на Могилевщине:
«Сейм великий был у Берести /Бресте/ лета божого нароженя 1545, на котором сейме был король его милость полский, великий князь литовский Жикгимонт Казимерович з королевою Бонею и с королевнами. А при его милости сын его милости господарь наш другий, крол полский Жикгимонт-Август, и с королевою своею Алжбетою, дочкою короля ческаго и римского Фирдынанда. При которых на сейме при их милости обоих королех много было бискупов, пановрад, пановерада Великого князства, панята и вся шляхта хоруговная, и вси рыцерства всих землей и княжства Литовского, так же было множество людей на том сейму, иж на обе стороны около Берестя на колконадцать мил стояли. А при их милостех обоих королех
Что это за язык? Явно не русский времен великого князя московского Ивана IV, хотя и не современный нам беларуский.
После создания в 1569 году на основе Люблинской унии конфедерации Литвы и Польши, среди литвинских шляхтичей (служилого сословия) и магнатов (удельных князей) постепенно стал входить в употребление польский язык. С 1696 года на польский язык было переведено все государственное делопроизводство ВКЛ. Бе-ларуский язык остался языком крестьян и других «низших» социальных групп.
Но тот язык, который сейчас называют «литовским», в течение всех пяти веков истории ВКЛ употребляла лишь небольшая часть населения княжества – северные племена жемойтов и аукшайтов. Вдобавок, они не имели своей письменности. Документов Великого княжества Литовского на государственном языке независимой Лиетувы просто не существует. Этот исторический факт самым убедительным образом доказывает, что литвины были славянами. [10]
Чтобы больше не возвращаться к вопросу о названиях земель и этносов, приведу выписку из коллективной монографии современных беларуских историков:
10
Разумеется, данный факт сильно огорчает «национально озабоченную» часть интеллигенции современной Лиетувы. Ей так хочется утверждать, что литовцы изначально были «настоящими европейцами», знали грамоту, писали латинскими буквами, а не кириллицей, не имели ничего общего с этими «ужасными славянами». Увы! Даже князь Ягайло был славянином если не на все сто процентов, то на три четверти, и к тому же неграмотным. Литовская письменность и литература (т. е. письменная речь жемойтов и аукшайтов) возникли лишь после того, как Великое княжество Литовское прекратило свое существование – в XIX веке. Кстати, государственный архив ВКЛ, так называемая Метрика, сохранился. Он составляет около 600 томов документов на старославянском, польском и латинском языках. Однако это национальное достояние Беларуси и Лиетувы присвоили себе россияне. Архив находится в Москве, возвращать его законным владельцам никто не собирается. Впрочем, как и любые другие документы, связанные с историей каждой из 14 бывших союзных республик.
«Захваты и раздел самостоятельного государства – Речи Посполитой обоих народов – даже по нормам международных отношений XVIII века был делом несправедливым и незаконным. Поэтому в российской столице искали идеологическое оправдание содеянного. Идеологи русского самодержавия подавали это так: Россия освободила из литовской (читай: жемойтской) и польской неволи своих соплеменников и единоверцев. Для реализации придуманной концепции восточную часть Литвы переименовали в «Белоруссию» и ее жителей назвали белорусами…
В белорусы российские чиновники сразу же записали всех православных и униатов, а католики или продолжали называться литвинами, или волею судьбы вынуждены были называть себя поляками. Искусственный административный раздел /на Белорусское и Литовское генерал-губернаторства. – А.Т./, ликвидация униатской церкви (1839 г.), интенсивная русификаторская политика царских властей нанесли непоправимый удар по процессу этногенеза на белорусской земле. Процесс формирования единой нации – литвинов – и без того сталкивался с преградами конфессионального и политического толка. А после разделов Речи Посполитой, ликвидации Великого княжества Литовского и включения в состав России народ был полностью дезориентирован, лишен своей государственности и названия.
Исторической драмой явилось и то, что народ лишился своей элиты, политических лидеров. Та часть литвинской шляхты, которая боролась за возрождение Речи Посполитой, или вместе с поляками выехала в эмиграцию, или подверглась репрессиям, попала в ссылку. В польском окружении она быстро ополячилась. Так, представители известного литвинского рода Радзивиллов уже в XIX веке стали считать себя поляками. Польская элита получила от литвинов (белорусов) такие шикарные «подарки», как композитор С. Монюшко, поэт А. Мицкевич, политик и военоначальник Ю. Пилсудский и др. Под угрозой русификации к польскому этносу присоединялись широкие круги шляхты, горожан и крестьян.
Другая часть литвинской шляхты посчитала за лучшее подчиниться новым властям. Многие из них пополнили российсую политическую и культурную элиту, как, скажем, предки известного писателя Ф.Ф. Достоевского. [11] Согласно переписи 1897 года, около одной трети высшего дворянства России (князей, графов) выводило свои родовые корни из ВКЛ.
Процесс национального и государственного самоопределения литвинов был остановлен. Однако чувство исторического и духовного единства населения Беларуси осталось. Это единство и, особенно, общий беларуский язык позволили в конце концов возобновить этногенетический процесс и консолидировать население в народ, в нацию, уже под новым названием – бела-русы. Но это произошло позднее и с огромными трудностями».
11
Поэт Адам Мицкевич (1798–1855) родился под Новогрудком. Он всегда называл себя литвином, хотя стихи писал на польском языке. Его поэму «Пан Тадеуш» потомки назвали «энциклопедией жизни литвинов». Композитор Станислав Монюшка (1819–1872) родился под Червенем (в нынешней Минской области), он 18 лет работал в Вильно церковным органистом. В возрасте 40 лет переехал в Варшаву, где стал главным дирижером оперного театра. По материалам беларуского фольклора создал комическую оперу «Крестьянка». Широко известны его оперы «Галька» и «Страшный двор», пронизанные идеей возрождения Речи Посполитой. Всемирно знаменитый писатель Федор Достоевский (1821–1881) родился в Москве, но его отец был православным литвинским шляхтичем, родом из Могилевской губернии.