Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв.
Шрифт:
Закончу расмотрение вопросов, связанных с первым самозванцем, весьма точным высказыванием Диаментовского:
«Атого увидеть и понять сами не хотите, чточеловек, который назывался настоящим Дмитрием и которого вы называете ложным, из вашего народа был — москвитин. И те, кто его поддерживал, не наши, но ваши — «Москва» у границы с хлебом и солью встречала, «москва» крепости и другие волости сдавала, «москва» в столицу провожала, в подданстве ему присягала и в столице как государя короновала. Потом сами и убили. То-то, коротко говоря, «москва» начала, «москва» и закончила. Поэтому вы не можете ни на кого сетовать и жаловаться».
Дневник
В «Новом летописце» сказано, что после убиения царя-само-званца Дмитрия «начата бояре думати, как бы сослатца со всею землею, чтобы приехали из городов к Москве всякие люди, как бы по совету выбрати на Московское государство государя».
Однако Василий Шуйский совсем не хотел ждать решения Земского собора. Он и его сторонники воспользовались ситуацией, сложившейся после событий 17 мая. Утром 19 мая на Красной площади собралась огромная толпа. В основном, она состояла из торговцев и ремесленников. Состав указывает, что агенты Шуйских постарались.
Вышедшие к народу бояре (среди которых был и сам Шуйский) повели речь о необходимости созыва Земского собора для избрания царя, а пока предложили избрать нового патриарха, который возглавит временное правление и разошлет грамоты для созыва делегатов из городов. Но сторонники Шуйского в толпе, специально подобранные дюжие молодцы, стали горланить, что сперва надо избрать царя, называя при этом «болярина Василия».
Толпа .отозвалась на это имя одобрительным ревом. Его противники поняли, что если они попытаются возражать, их могут растерзать. Пришлось им тут же, наЛобном месте, лицемерно поздравить князя Василия Ивановича с избранием царем. Прямо с площади, в сопровождении толпы, Шуйский прошел в Успенский собор, где принял присягу на верность себе от бояр и служилых людей. Его с энтузиазмом признали москвичи по той причине, что род Шуйских имел тесные связи с торговыми рядами. И купцы, и приказчики, и работники — все они были связаны с Шуйскими и поддерживали их.
Монах Авраамий Палицын позже написал в своих записках об осаде Троице-Сергиева монастыря:
«Малыми некими от царских палат излюблен бысть царем князь Василий Иванович Шуйский и возведен бысть в царский дом, и никим же от вельможи не пререкован, ни от прочего народа умолен».
Цитируется по книге Бусссова (Примечания), с. 357
Итак, царя выбрали без патриарха, но ни церковь, ни страна не могли обойтись без него. Тем более что в монастыре в Старице томился годуновский патриарх Иов (уже совсем ослепший), а в Пудовом монастыре — заточенный туда царем Василием отрепьевс-кий патриарх Игнатий. Поначалу Шуйские хотели сделать патриархом митрополита Пафнутия, но это был столь одиозный персонаж, что против него ополчилось все высшее духовенство. Часть бояр стояла за Филарета (Романова).
В это же время царь Василий послал митрополита Филарета в Углич за «нетленными мощами» царевича Дмитрия, которого сле-
довало объявить «святым». Царь Василий видимо задумал «одним ударом убить сразу двух зайцев». Во-первых, пока Филарет отсутствовал, собор епископов избрал 25 мая новым патриархом казанского митрополита Гермогена, пользовавшегося большим авторитетом в церковных кругах. Во-вторых, обретение «нетленных мощей» царевича Дмитрия должно было прекратить слухи об его чудесном спасении.
Филарет свою задачу в Угличе
Конрад Буссов пишет об этой истории следующее:
«Так как в это время широко распространилась выдумка о спасении Димитрия, московиты были сильно сбиты с толку таким странным известием и скоро перестали уже понимать, во что и кому верить.
Шуйский, которому это было важнее, чем кому-либо иному, решил вывести русских из заблуждения и поэтому послал 30 июня /ошибка Бус-сова, в действительности еще до 25 мая — А.Т./ в Углич вырыть труп настоящего Димитрия, убитого там в детстве, пролежавшего в земле 17 лет и давно истлевшего, перевезти его в Москву и похоронить в той церкви, где лежали прежние цари...
Ачтобы эта дурацкая затея выглядела как можно лучше, Шуйский приказал сделать новый гроб. Он приказал также убить одного девятилетнего поповича, надеть на него дорогие погребальные одежды, положить в этот гроб и отвезти в Москву... По его повелению было всенародно объявлено, что князь Димитрий, невиннно убиенный в юности — большой святой у Бога, он, мол, пролежал в земле 17 лет, а его»гело также нетленно, как если бы он только вчера умер...
Шуйский подкупил нескольких здоровых людей, которые должны были прикинуться больными. Одному велели на четвереньках ползти к телу св. Димитрия, другого повели туда под видом слепца, хотя у него были здоровые глаза и хорошее зрение. Они должны были молить Димитрия об исцелении. Оба, конечно, выздоровели, параличный встал и пошел, слепой прозрел, и они сказали, что им помог св. Димитрий. Этому поверило глупое простонародье, ц такое неслыханное и страшное идолопоклоноство началось перед телом, что господь Бог разгневался».
Буссов К. Цит. Соч., с. 134—135
1 июня Василий венчался на царство в Успенском соборе. Так как новый патриарх Гермоген еще не прибыл в Москву, обряд венчания совершил новгородский митрополит Исидор.
3 июня царь Василий и мать царевича инокиня Марфа (Мария Нагая) встретили мощи Дмитрия в селе Тайнинском под Москвой. Василий Иванович демонстрировал необыкновенную радость. Он даже взял в руки гроб и лично пронес его несколько десятков метров. Напротив, инокиня Марфа остолбенела и не могла произнести ни слова до самой Москвы: в гробу она увидела свежий труп чужого ребенка.
Здесь, в Тайнинском, рядом с царем и Пафнутием уже стоял новый патриарх Гермоген.
Русский историкА. Трачевский дал следующую характеристику Василию Шуйскому:
«Этот приземистый, изможденный, сгорбленный, подслеповатый старик с большим ртом и реденькой бородкой отличался алчностью, бессердечием, страстью к шпионству и наушничеству; он был невежествен, занимался волхвованием и ненавидел все иноземное. Он проявлял мужество и крайнее упорство только в отстаивании своей короны, за которую уцепился с лихорадочностью скряги».