Войны Роз: История. Мифология. Историография
Шрифт:
В книге Роберта Пилкингтона, описывающей борьбу за манор Меллор в Дербишире, также прослеживается очевидная связь между термином «друзья» и земельными интересами. Роберт Пилкингтон называет «друзьями» только тех джентри, которые поддерживали его семью в указанном конфликте{147}.
Итак, мы столкнулись с очень любопытной проблемой. Слова «друг», «дружба» и их синонимы в XV столетии обозначали совсем не то, что в наши дни. Интересный анализ трансформации семантического наполнения указанных терминов был проведен А.В. Стоговой. Она отмечает, что в Античности дружба воспринималась как отношения двух личностей и одна из высших моральных ценностей; с началом Средневековья эти дружеские связи превратились в один из элементов социальной организации. Каждое сословие в этот период имело свою модель дружбы. Дружеские отношения потеряли интимность как основную характеристику, а поддержание дружеских связей стало необходимым для выживания, они обеспечивали человеку защиту, возможность продвижения по социальной лестнице{148}.
Анализ архивов Пастонов, Стоноров и Пламптонов позволяет констатировать, что в среде джентри слово «дружба» подразумевало не эмоциональную близость, а чисто деловое сотрудничество равных, основанное на отстаивании
В эпоху Возрождения эмоциональная составляющая дружбы вновь актуализируется{149}. Анна Вежбицкая отмечает, что в XVII–XIX вв. эмоциональная составляющая слова “friend” в английском языке была значительно более значимой, чем в современном{150}. Указанное радикальное изменение столь фундаментального понятия, как дружба еще раз привлекает наше внимание к необходимости возможно более взвешенного подхода к анализу социокультурных особенностей удаленных от настоящего периодов истории.
В источниках второй половины XV столетия слово «друг» употреблялось еще и в переносном смысле. В частности, Маргарет Пастон писала своему мужу: «Тебе необходимо иметь Гая Фенна (Fenn) своим другом (курсив мой — Е.Б.) в этом деле… Мне сообщили, что он имеет влияние на короля и лордов» {151} . В данном случае мы сталкиваемся с чрезвычайно часто употребляемой и устоявшейся словесной конструкцией «быть кому-то другом» [32] , означающей оказание помощи в каком-либо конкретном случае. Существование такого рода выражения является лучшим доказательством того, насколько большую роль играли «дружеские союзы» в жизни джентри XV столетия.
32
Выражение «быть кому-то другом» или «иметь кого-то своим другом в каком-то деле» встречается, в частности, в следующих источниках. См.: The Paston Letters. Vol. I. P. 87, 103, 118.
Выше была предпринята попытка реконструировать значение слова «друг» в словаре джентри второй половины XV в. Необходимо подчеркнуть, что, по всей видимости, семантическое поле этого термина было аналогичным и для всего английского языка указанного периода. Такое предположение позволяет выдвинуть тот факт, что в хрониках, написанных в эпоху Войн Роз или чуть позже, термин «друг» употребляется в совершенно аналогичном значении. Например, в знаменитой «Лондонской хронике» события, последовавшие за удалением в 1470 г. супруги короля Эдуарда IV в убежище, чтобы избежать казни во время короткой реставрации Ланкастеров, описываются в следующих выражениях: «Несколько епископов и многие другие, которые были друзьями короля Эдуарда, так же отправились в убежища, чтобы обезопасить себя» [33] . Несомненно, в данном случае речь идет о «ближнем круге» сторонников Эдуарда IV, что полностью совпадает с пониманием термина «друг» в среде джентри.
33
”And dyvers Bisshopis and Other many, such as were King Edwardes ffrendis, did in likewyse went unto Santuary places for their sauegard” // Chronicles of London. P. 182.
Близким по значению к термину «друг» являлся часто встречающийся в архивах Пастонов, Стоноров и Пламптонов термин “well-wilier” (доброжелатель). Значение этого слова для джентри XV в. не имеет практически ничего общего с его современным употреблением. В эпоху Войн Роз «доброжелателями» джентри называли равных им по положению людей, с которыми их связывали общие деловые интересы. Однако, семантическое поле термина «доброжелатель» было несколько более размытым, чем у термина «друг». Если поддержка друзей выражалась в реальных действиях, то «доброжелатели» помогали друг другу в основном советами{152} и сообщением полезной информации{153}. По-видимому, интересы «доброжелателей» были связаны не так тесно, как интересы членов «дружеских союзов».
Возможно, объединения «доброжелателей» включали в себя несколько союзов «друзей», чьи позиции в фактически бесконечных земельных спорах приблизительно совпадали. Следует заметить, что именно к кругу «доброжелателей» джентри XV в. относили своих дальних родственников. Например, шурин Уильяма Пламптона, упомянув о том, что его родственнику нужен совет, назвал его именно «доброжелателем» сэра Пламптона{154}. Точно так же Томас Малл (Mull), дальний родственник Стоноров, в письме, адресованном Томасу Стонору, причисляет себя к его доброжелателям: «Ни я, и никто из ваших доброжелателей не сделает ничего, что не служило бы к вашей чести»{155}.
Анализ источников позволяет выдвинуть следующую гипотезу. По-видимому, в том случае, когда речь не шла о членах «малой семьи», отношения родственников определялись не столько степенью родства, сколько социальным положением того или иного члена большой семьи. Выше уже упоминалось, что родственники в письмах друг к другу могли употреблять обращение «господин», а также называть себя «свитскими» адресата. По-видимому, обращения в письмах родственников напрямую зависели от их социального статуса. Равные употребляли конструкцию «достопочтенный брат (кузен) и друг» или просто «достопочтенный кузен (брат)» {156} . Но та же степень родства при более низком общественном положении автора письма приводила к употреблению таких выражений как: «от вашего бедного кузена (by you pour Cosin)» [34] или «Ваш готовый услужить брат (your serviseable broter)» [35] , и даже «ваш слуга/свитский» [36] . Соответственно, если имущественные интересы родственников не расходились, то родственные отношения определяли принадлежность к одному и тому же объединению «доброжелателей». Однако конкретное положение внутри этого объединения и степень близости отношений определялась не только и не столько степенью родства, сколько
34
Так подписал свое письмо содержащее, в том числе просьбу о займе, кузен Уильяма Пламптона — Ричард Бингхем. См.: Plumpton Correspondence. P. 4.
35
Таким образом «свитский» Пламптонов Брайан Родклиф стал подписываться после того, как его сын женился на внучке его покровителя — Уильяма Пламптона. См.: Plumpton Correspondence. P. 8.
36
Так подписывал свои письма Эдмонд Пламптон — Ibid. P. 51.
Существенным фактором, цементировавшим отношения внутри «дружеских союзов», было наличие аналогичных кланов с противоположными интересами. В эпистолярных комплексах Пастонов, Стоноров и Пламптонов, а также в книге Роберта Пилкингтона они обозначаются термином “enemies” (враги){158}. Этот термин в словаре джентри XV в. имел мало общего с его современным употреблением. Он обозначал то же самое сообщество равных, объединенное общими земельными интересами и ориентированное на их отстаивание всеми возможными методами. Впрочем, если термин «друзья» можно идентифицировать как самоназвание такого сообщества, то термин «враги» обозначает его видение со стороны, глазами представителей аналогичного, но враждебного клана. Многие письма оканчиваются словами — «Бог да поможет тебе победить всех твоих врагов»{159}.
«Враги» боролись друг с другом при помощи двух групп средств: юридические процессов, касающихся спорных земель, и вооруженным путем. В числе силовых методов решения конфликтов можно назвать захват спорных земель силой [37] , угрозы противнику, подкрепленные присутствием вооруженной до зубов свиты [38] , взятие противника в плен, где его держали на хлебе и воде, а также избивали, заставляя отступить от своих требований [39] , взаимное сманивание арендаторов и приведение в негодность сдаваемых в аренду домов [40] , поджоги, грабежи, избиения и даже убийства [41] . Пожалуй, самым бескровным, но далеко не самым безобидным средством борьбы было всемерное очернение «врага» в глазах влиятельных лиц [42] .
37
Например, во время длившейся более трех десятилетий тяжбы Эйнсвортов и Пилкингтонов спорный манор Меллор захватывали силой более десяти раз (в 1477, 1478, 1480 и т.д.). См.: Narrative of Robert Pylkington. P. 33, 36, 39.
38
В частности, в 1465 г. права владения Пастонов на манор Коттон оспаривал сэр Гилберт Дебенхэм. Обе стороны собрали вооруженные отряды, насчитывающие около полутора сотен человек, и лишь вмешательство герцога Норфолка не позволило спору перерасти в вооруженный конфликт. См.: The Paston Letters. Vol. II. P. 27–28.
39
Именно так Джон Эйнсворт поступил с Робертом Пилкингтоном. См.: Narrative of Robert Pylkington. P. 30.
40
В частности, во время земельного конфликта Пастонов и лорда Молейна стороны не только сманивали друг у друга арендаторов, но и разрушали дома, которые сдавались в аренду вместе с земельным участком. Дом арендатора Пастонов — Уильяма Рейнолдса — претерпел следующие разрушения: в нем были выломаны и унесены двери, разбиты окна, сняты все замки и засовы, разбита мебел'ь, разобрана окружающая сад изгородь. См.: The Paston Letters. Vol. I. P. 78.
41
В качестве наиболее разительного примера можно привести последствия земельной тяжбы между герцогом Девоншира и лордом Бонвилем. В октябре 1455 г. сын герцога Девоншира во главе большого вооруженного отряда поджег дом лорда Бонвиля и ограбил его. Из дома была вынесена вся домашняя утварь, которую погрузили на лошадей лорда Бонвиля и увезли. Самому лорду первоначально обещали личную безопасность, однако затем его избили, под предлогом встречи с герцогом Девоншира заставили пройти значительное расстояние пешком, и, наконец, убили. См.: Ibid. P. 110.
42
Так, Пастонам пришлось платить более высокую арендную плату за земли, которые они арендовали у леди Морлей лишь потому, что их недоброжелатели заручились поддержкой советников этой дамы, которые настроили ее против Пастонов. Во всяком случае, именно так ситуацию описывает Маргарет Пастон в письме к своему мужу — Джону Пастону. См.: Ibid. P. 12.
Таким образом, сообщество джентри одного графства, на первый взгляд столь монолитное, при более детальном рассмотрении оказывается разделенным на противоборствующие группировки. Ядром этого противостояния была борьба за земельные владения.
Весьма показательным является следующий фрагмент письма йоркистов к дворянам Норфолка: «ни один человек не должен грабить или вредить иным образом… кому-нибудь из нас, нашим свитским, нашим держателям, или нашим доброжелателям»{160}. Из него следует, что именно союзы «друзей» и, шире, «доброжелателей» являлись той питательной средой, в которой борьба за влияние нескольких аристократических домов могла перерасти в общенациональный конфликт.