Войны за Бога. Насилие в Библии
Шрифт:
Доколе мы должны терпеть нечестивца? Бог искоренит его, как он искоренил Амалека. Будь проклят, Аман; будь проклят, Йосси Сарид. Будет он отторгнут от семени Израилева. Как отмщение пало на Амана, так падет оно и на этого человека.
Секулярные израильтяне вместе с иудейскими лидерами неортодоксальных направлений осудили это выступление как подстрекательское{274}.
Не забывай об Амалеке
Из-за того, что экстремисты постоянно используют библейские образы зла, израильскому правительству крайне трудно мирным путем искать компромиссное решение о передаче автономии какой-либо части Палестины. Крайне правые видят в подобных уступках не просто попытку договориться с Амалеком, но активное
Представление об Амалеке, которое включает в себя и картину апокалиптической битвы, может, таким образом, привести к глобальным конфликтам с самыми серьезными последствиями. Поскольку государство Израиль по военной мощи абсолютно превосходит все другие государства Ближнего Востока, как евреи, так и их враги понимают, что это положение может изменить лишь оружие массового поражения, а это порождает в уме картину апокалиптической битвы. Как только страна решила, что определенный ее противник действует, не опираясь на разум или выгоды, но как агент космического зла, для мирного исхода конфликта остается намного меньше шансов, при этом неважно, назовут ли такое зло Амалеком или антихристом. Если, скажем, Израиль начнет видеть в Иране Амалека, тогда этот противник станет символом всего человеческого зла, а это значит, что его следует победить в схватке, какую бы цену ни пришлось здесь платить.
Для евреев – точно так же, как и для христиан и мусульман, – важен не сам факт наличия кровожадных священных текстов, но то, как они используются по мере развития традиции данной религии. Тексты, которые вдохновляют кого-то на акты насилия, могут быть хорошо знакомы другим читателям, которые понимают их совершенно по-другому. Тот факт, что малочисленная группа активистов находит жестокость и насилие в священных текстах иудаизма или какой-либо еще веры, не дает нам, однако, права делать решительные выводы об этой религии или об ее священных текстах.
III. Что делать с жестокими библейскими текстами нам
Чем сильнее мы почитаем Писание, тем решительнее осуждаем то, что учит нас осуждать сама истина Писания.
Блаженный Августин
На протяжении двух тысяч лет страшные повеления убивать, которые Бог неоднократно давал людям во времена Моисея и Иисуса Навина, так сильно смущали верующих, что некоторые из них даже отказались верить в авторитет Писания. Подобные реакции были крайне сильными и встречались повсеместно, так что нам хочется задать очевидный вопрос: почему не все верующие так себя чувствуют? Или, с другой стороны, почему существует множество верующих, чей покой эти тексты ничуть не нарушают? Как они справились с этими мучительными нравственными и богословскими вопросами?
7. Суд над Богом
Среди всех самых отъявленных негодяев, которые когда-либо в истории порочили имя человека, трудно найти кого-то ужаснее Моисея, если, конечно, рассказанное о нем не выдумка. Он отдает приказание за приказанием: перережьте мальчиков, перебейте матерей, лишите чести девушек!
Томас Пейн
По
Ветхий Завет в большей мере способствовал появлению атеизма, агностицизма, неверия – назовите это как хотите, – чем любая другая книга любой эпохи; он опустошил больше церквей, чем какие-либо другие соблазны вроде кинофильмов, мотоциклов и площадок для игры в гольф{276}.
Не так давно авторы из числа так называемых новых атеистов насмешливо описывали абсурдный (как им казалось) аспект религии. Говоря о Ветхом Завете, Ричард Докинз, Кристофер Хитченс и Сэм Харрис единогласно утверждали: это вовсе не источник вдохновения и не образец поведения, но тексты, порождающие ужас и замешательство. Как, спрашивают они, человек со здравым умом может примирить все эти жестокости с верой в справедливого или любящего Бога?
Это отнюдь не новый вопрос. Хотя нынешние секуляристы говорят, что лишь недавно просвещенные люди, пользуясь орудиями исторической критики, стали замечать, что Библия ставит перед человеком нравственные проблемы, – это представление неверно. На протяжении двух тысячелетий читатели Библии не раз испытывали такое возмущение, что отвергали непонятные повеления Бога и порой при этом выходили за рамки ортодоксальной веры. На вопрос о том, как можно примирить столь разные образы Бога, которые мы находим в разных частях Библии, многие верующие в истории отвечали: быть может, никак.
Иудейский философ Мартин Бубер вспоминал, как он встретился с одним благочестивым евреем и признался ему в том, что не может принять историю Саула и Агага. «Ничто на свете, – писал Бубер, – не заставит меня поверить в Бога, который наказал Саула за то, что тот не убил его врага». Философ с удивлением обнаружил, что его куда более традиционный собеседник не только не осудил его за скептицизм, но и разделяет эти сомнения. «В итоге, – продолжал Бубер, – нет ровным счетом ничего удивительного в том, что этот благочестивый иудей, когда ему приходится выбирать между Богом и Библией, выбирает Бога: того Бога, в которого он верит, того, в которого он может верить»{277}. Как среди иудеев, так и среди христиан подобное стремление предпочесть священному тексту определенную концепцию Бога долгое время было той могущественной силой, которая искала альтернативные формы веры и в итоге повлияла на понимание религии большинством верующих.
Перед верующими любой эпохи, которые отвергали Бога Моисея и Иисуса Навина, лежало несколько открытых возможностей. Можно было отказаться ото всей Библии целиком и вместе с ней от любой религии, которая видит свои корни в подобных кровавых историях. Но в рамках христианской традиции некоторые сомневающиеся находили более утонченный подход: они отделяли отталкивающие и жуткие тексты Ветхого Завета от более приемлемых его книг. Таким образом – и это предвосхищало нынешние споры вокруг Корана, – по крайней мере, некоторые христиане хотели вырвать из своих священных книг кровожадные страницы и воссоздать религию на основе того, что от них осталось.
Радикалы даже утверждали, что поскольку разные библейские тексты так сильно противоречат друг другу, они относятся к двум разным писаниям, каждое из которых возвещает своего Бога. Жестокости в Библии обожают атеисты, секуляристы и противники религии западного человека, но они также питали представления гностиков, дуалистов и других влиятельных направлений, которые стремились остаться в рамках христианства. Кроме того, попытка примирить разные тексты подтолкнула некоторых к поиску иных решений, кроме создания еретических движений. Веками христиане, которые не желали изобретать новых богов, сталкиваясь с темными отрывками, задумывались о рамках авторитета Библии и о том, в чем здесь божественное откровение. Эти тексты вынуждали богословов отвечать на сложные вопросы своего времени, а потому были катализаторами глубоких изменений христианства.