Войны за Бога. Насилие в Библии

Дженкинс Филипп

Джон Винтроп, описывая отношения завета между Богом и возникающей Новой Англией, говорит, что если колонисты не выполнят своих обетов, их ждут ужасающие последствия:

...

Когда Бог дает людям особое повеление, он следит за тем, чтобы оно было выполнено совершенно точно во всех деталях. Когда он повелел Саулу уничтожить Амалека, он точно указал, как это надо сделать, и поскольку царь нарушил указание в одном, казалось бы, неважном предмете, да еще и ссылаясь на благие причины, он потерял царство, которое было бы его наградой, если бы он выполнил поручение.

Хотя Винтроп не обсуждает здесь напрямую отношения колонистов с туземцами-язычниками, скоро можно увидеть, на что указывают эти параллели с кровавой бойней, устроенной

Саулом. Винтроп без тени иронии дал своему ужасному тексту сладкое название: «Образ христианской благотворительности»{211}.

Когда отношения колонистов Новой Англии с местными жителями ухудшились, Библию стали упоминать еще чаще. По словам Коттона Мэзера, индейцы племени пекот, совершившие нападение на колонию в 1637 году, были «теми аммонитами, которые решили, что могут распространять свое зловоние перед Израилем из Новой Англии»{212}. Если они подобны Амалеку, следует уничтожить их семьи и их селения. В 1662 году поэт-новатор Майкл Уиглсворт писал о покорении «бесплодной воющей пустыни». В итоге Бог истребил тех местных жителей, которые хотели причинить вред его народу:

...

Эти проклятые амалекитяне,

Которые первыми подняли руку

На Бога Израилева,

Были ужасным образом сокрушены{213}.

Призывы Винтропа снова стали популярными в 1675 году, когда колонисты Новой Англии в очередной раз вступили в жестокую войну с туземцами. Описывая историю этого конфликта, Инкриз Мазер говорит о кознях, которые против «английского Израиля» строил «языческий народ, окружающий нас, чью землю Господь Бог отцов наших отдал нам в законное владение». Описывая битвы, он часто называет врагов колонистов «необрезанными». Разумеется, это не следует понимать буквально – колонисты тоже не совершали обрезания, – здесь он просто сравнивает индейцев с народами, против которых воевал в древности Израиль. Рассказывая об одном неудачном сражении, он пишет: «В этот день Амалек одолел Израиля, ибо руки Моисея не были воздеты, а это было необходимым» {214}.

Коттон, сын Инкриза Мазера, продолжал развивать эти идеи. В своей истории поселения, Magnalia Christi Americana , Коттон Мазер повествует о «войнах Господа» против врагов внутренних и внешних: еретиков и индейцев. Он восхищался Винтропом, называя его американским Неемией, вождем, который оберегал свой народ от язычников и отделил его от них. В 1689 году Коттон Мазер призывал солдат сражаться с индейцами так, как будто они сражаются в армии Моисея и Иисуса Навина, и, подобно многим другим клирикам до него, обещал молиться за христианскую армию, «пока вы на поле битвы держите свои жизни в своих руках, противостоя Амалеку, который ныне досаждает этому Израилю в пустыне»{215}.

В течение последующего века о расовых войнах вспоминали каждый раз, как разгорался очередной конфликт. В 1704 году в Бостоне Генри Гиббс произнес проповедь, в которой благодарил «милостивого Бога, искоренившего врагов Израиля в Ханаане» – имея в виду Ханаан американский. Повествуя о колонизации Запада, Теодор Рузвельт писал: «Многие из лучших поселенцев были читателями Библии. Они глядели на своих противников так, как еврейские пророки глядели на врагов Израиля. Мерзости, из-за которых ханаанеи были уничтожены Иисусом Навином, меркнут по сравнению с теми мерзостями, которые творили эти краснокожие дикари, земли которых должен был унаследовать иной избранный народ»{216}. В 1770-х самыми страшными врагами рождающегося американского народа стали индейцы, вступившие в союз с Британией. На этом фоне американские солдаты и политики снова обратились к библейским образам священной войны. Даже Бенджамин Франклин, при всем его гуманизме, рассуждая о том, какой великий вред принес индейцам ром, замечал: «Быть может, таков был замысел Провидения – искоренить этих дикарей, чтобы освободить землю, которую можно было обрабатывать»{217}.

Американцы были новым Израилем, и потому они с легкостью применяли к себе идеи завета и избранности. Эзра Стайлс называл Джорджа Вашингтона американским Иисусом Навином. Когда же он умер, проповедники, прославлявшие его, сравнивали его как с этим древним полководцем, так и с Моисеем. Как Франклин, так и Джефферсон желали, чтобы на новой американской большой государственной печати были запечатлены события исхода и входа в Землю обетованную. В своем втором инаугурационном выступлении Джефферсон обращался к «тому Существу, в чьих руках мы находимся и кто вывел наших отцов,

как Израиля в древности, из их родных стран и насадил их в этой стране, где в изобилии встречается все необходимое для жизни»{218}. Эти идеи естественным образом привели к появлению в 1830-х годах теории о предначертании судьбы, согласно которой люди Иисуса Навина предназначены для того, чтобы занять весь Континент обетованный, устраняя всех ханаанеев, оказавшихся на их пути{219}.

Христианские империи

Не только американцы позаимствовали из Библии такие представления о самих себе. Британским империалистам была близка идея искоренения примитивных рас, таких как австралийские аборигены. Обычно подобные вещи не высказывались открыто в адрес более «продвинутых» обществ, скажем, относительно народов Индии, тем не менее, когда индийцы сопротивлялись оккупации варварскими (по мнению британцев) методами, о них вспоминали. Когда в 1857 году в Индии поднялось масштабное восстание сипаев, британские генералы начали говорить о Кромвеле и его древнем предшественнике Иисусе Навине. Даже сдержанная лондонская газета Times писала об амалекитянах, говоря, что вероломство бунтовщиков заслуживает великого пролития крови. Столкнувшись с явлением, которое отчасти представляло собой мусульманский джихад, империя вспомнила христианский язык священной войны{220}.

Проповедники и авторы религиозной литературы создали такой интеллектуальный климат, который позволял применять «подход к Амалеку» в Индии и других местах, в свою очередь, практические действия империи снабжали этих религиозных активистов примерами, которые помогали им толковать Писание. Рассуждая в 1884 году о расовых убийствах в Ветхом Завете, пресвитерианский библеист Эдвард Кэртис использовал для сравнения именно такие примеры. Да, признавал он, истребление ханаанеев кажется нам жестокостью, но понадобилась «ужасная хирургия», чтобы подавить беспредельное зло. «Кромвель в малой мере использовал такое лекарство; восстание сипаев порождает желание применять его в большей мере», – замечает он. Как утверждает Кэртис, многие из его современников одобрили бы «полное уничтожение» мусульман, которые убивали балканских христиан в 1870-х годах. Чем проще будут принимать идею искоренения народов его христианские современники, считал Кэртис, тем легче им будет понять Иисуса Навина в его эпоху, и наоборот{221}.

Другие протестантские культуры развивали идеи «завета», которые порождали подобное отношение к местным народам, с которыми им приходилось сталкиваться. Голландцы начали появляться на юге Африки в середине XVII века, а на протяжении нескольких последующих десятилетий сюда приезжали другие протестанты, вынужденные покинуть Европу. Африканеры были пропитаны идеями кальвинизма и стали держаться за них еще крепче, когда их вынудили переселиться на другие земли в глубь континента. В 1838 году в битве у Кровавой реки африканеры разгромили страшную армию зулусов, и победители увидели в этом Божье спасительное вмешательство, подобное тем вещам, что случались в истории древнего Израиля. В 1860-х был установлен праздник в честь этой победы, и в этот день произносились проповеди на текст: «Моисей воздвиг жертвенник и назвал его Яхве-Нисси». Слушатели, хорошо знакомые с Библией, могли вспомнить продолжение этого отрывка: «Война Господа с Амалеком – из рода в род!» Так амалекитянами стали зулусы и все черные обитатели Африки в целом{222}.

На протяжении последующих ста пятидесяти лет религиозные и политические представления африканеров опирались на идею Божьего завета, повинуясь которому Израиль завоевал и занял Ханаан, а годовщина победы у Кровавой реки стала у них священным днем, Днем завета. Среди прочего, завет требовал жесткого отделения от местных языческих народов, и этот запрет особенно касался сексуальных взаимоотношений. В 1038 году африканеры вспомнили об этом запрете и ввели его в действие, так что он стал основой бескомпромиссного национализма белых и политики сегрегации, апартеида. С 1948 по 1994 год Южной Африкой правила националистическая партия африканеров, а в это время уже весь мир протестовал против апартеида. Сильнее всего эту партию поддерживали реформатские (кальвинистские) церкви, в которых проповедники регулярно говорили о необходимости отделения от черных и о расовом превосходстве. Вожди националистов видели в черных африканцах скорее не амалекитян, но древних гаваонитов. Последнее лучше соответствовало ситуации: оно предполагало, что черные призваны рубить дрова и носить воду, а это значило, что и образование они должны получать с прицелом на такую карьеру{223}.