Войны за становление Российского государства. 1460–1730
Шрифт:
Наконец, экономические и административные вопросы военных преобразований – как проводить рекрутский набор, выплачивать жалованье и содержать армию – тоже следует рассматривать в контексте развития органов государственной власти и перемен в русском обществе. Для того чтобы понять все сложности, связанные с реформированием военного устройства России в раннем Новом времени, крайне важно иметь представление обо всей картине в целом.
Еще одним предметом этого исследования является природа русских военных инноваций. Хотя Московское княжество и наследовавшие ей Русское государство и Российская империя, безусловно, проводили экспансионистскую политику, нельзя сказать, что она носила постоянный или единообразный характер. Однако, как и большинство других народов, русские, выходя на поле боя, как правило, хотели победить. Для этого их правителям приходилось постоянно решать новые военные задачи и зачастую прибегать к инновациям. По мере того как империя увеличивалась в размерах и ее войска сталкивались с различными соперниками, использующими неизвестные ранее способы военного устройства, русские заимствовали или адаптировали формы организации армии своих врагов. Насколько можно судить по документальным источникам, русские использовали иноземные военные практики, внедряя их чрезвычайно практичным опытным путем. Заимствование
Хотя все это представляется очевидным и не вызывает удивления, следует тем не менее добавить к вышесказанному еще несколько слов, чтобы окончательно прояснить некоторые моменты. Прежде всего, говоря об экспериментальном использовании военных нововведений на практике, имеют в виду, что теории «искусства войны» и связанных с этим дискуссий практически не было. В какой-то степени это утверждение справедливо в отношении всего описываемого исторического периода, а не только ситуации в России. Например, в Нидерландах, где существовала печатная литература о военной теории и организации армии, военные инновации возникали как благодаря этим письменным руководствам, так и в неменьшей степени на основании практического опыта, полученного на поле боя [Parker 1988: 21–22]. Однако Русское государство совершенно не участвовало в каком-либо обсуждении (в печатных изданиях) военной теории и принципов военного устройства вплоть до правления Петра I и его наследников. Поэтому военные преобразования в России были следствием использования информации и опыта, полученных в ходе прямых контактов – от наемников, на поле боя или путем дипломатии. Хотя получению такой информации способствовала (или препятствовала) идеологическая, религиозная или политическая близость России с той или иной страной, все эти факторы не играли решающей роли. Опыт – вот что было главным. Поэтому, когда Россия заимствовала такие нововведения, она, как правило, не воспроизводила «степное» или «европейское» военное устройство. Скорее, перенимались конкретные вещи, взятые на вооружение теми или иными армиями – в основном непосредственными противниками России – шведами или поляками. Как было сказано выше, адаптация этих новшеств зачастую требовала взаимодействия с внутренними политическими и общественными институтами. В качестве промежуточного результата военные преобразования в России приобрели некоторые региональные черты восточноевропейских армий.
Поскольку Россия участвовала в военных конфликтах не только с однотипными европейскими армиями, то некоторые особенности русского военного устройства, в том числе и заимствованные у соседей, пришли не с Запада. Из-за того, что историки гораздо больше пишут о том, какое влияние на военные реформы в России оказала Европа, в тени остается роль, сыгранная в формировании военного и социального устройства Русского государства его южными соседями. И речь здесь идет не только об обладающей огромной административной и военной мощью Османской империи, действующей через своего союзника – Крымское ханство, но и о степных кочевниках, чьи постоянные набеги веками были угрозой для Русского государства и наследовавшей ему Российской империи. Природа этого военного (и социополитического) влияния южных соседей на Россию изучена гораздо хуже, хотя нет сомнений, что это воздействие было существенным и разносторонним. Так, например, засечные черты на южных рубежах России были новым словом в использовании оборонительных ресурсов, а в приграничных областях возникало аномальное социальное пространство, благодаря которому Русскому государству проще дался переход к регулярной армии.
Не стоит, однако, представлять это таким образом, будто бы Россия вела войны двух разных типов – одну на юге, другую на западе. В самые успешные периоды существования Русского государства (и Российской империи) военные инновации, за которыми стояли определенные социальные и политические институты, распространялись на всю русскую армию целиком. Пищали использовались как при «стоянии на Угре», так и при присоединении Пскова. Стремительные конные набеги и гуляй-город составляли основу ведения боевых действий как на востоке, так и против Великого княжества Литовского. Отряды засечной стражи, защищавшие южные границы империи, к 1720-м годам могли как нанести ответный кавалерийский удар, так и выступить в поход на запад. Короче говоря, военные и технологические инновации, появлявшиеся в русской армии, позволяли ей действовать скоординированно и единообразно в боевых противостояниях с любыми противниками.
Таким образом, военные преобразования, происходившие в России в раннем Новом времени, представляли собой синтез русского военного устройства, в основе которого лежали свои специфические задачи и механизмы, с европейскими технологиями и инновациями, возникшими в Западной Евразии, где были существенно иные условия. К середине XVIII века эта «гремучая смесь» стала представлять собой очень мощную военную силу.
Работая над книгой, автор становится «должником», обращаясь за интеллектуальной и иной помощью. Выражаю огромную благодарность многим людям за содействие и советы, без которых эта книга никогда не была бы написана. Любое историческое исследование основано на работах предшественников и современников автора, не все из которых оказываются упомянуты в библиографии. Я хочу поблагодарить Брайана Дэвиса, Пола Бушковича, Джанет Мартин, Роберта Фроста, Виктора Остапчука, Маршалла По, Евгения Анисимова, Линдси Хьюз, Александра Каменского, Чарльза Гальперина, Элизу Киммерлинг-Виршафтер, Бена Баркера-Бенфилда и многих других людей, особенно в библиотеках и архивах, за ценные замечания и прекрасные беседы, полезные предложения и внимательное чтение частей рукописи. Я также крайне благодарна всем тем, кто принял участие в обсуждении моих сделанных на конференциях докладов, материалы из которых вошли в эту книгу: «Muscovy, identity and cultural diversity» (Калифорнийский университет, Лос-Анджелес, 1993; и на русском языке (М.: ИТЗ-Гарант, 1997)); «Peter the Great» (Гарньяно, Италия, 1997); «The Russian army and society» (Кембридж, Массачусетс, 2000); «Modernizing Muscovy» (Кембридж, Массачусетс, 2001); «Writing military history» (Гамильтон, Нью-Йорк, 2002) и «Lives of old Muscovy» (Кембридж, Массачусетс, 2003).
Есть еще несколько человек, которых я должна поблагодарить отдельно. Эндрю Макленнан, до недавнего времени работавший в издательстве «Longman Publishing», утвердил первое английское издание, когда я только начала писать книгу, и поддержал меня в этой работе. Покойный профессор Хэмиш Скотт член Британской академии (на тот момент сотрудник Сент-Эндрюсского университета и впоследствии сотрудник Колледжа Иисуса в Оксфордском университете), предложил мне саму идею написания этой книги и с самого начала был ее образцовым редактором. Я высоко ценю терпение, проявленное им в период долгого «созревания» книги, внимательность, с которой он редактировал мой текст и предлагал правки с целью сделать его лучше, а также поддержку и заботу, которые он оказывал мне в ходе работы над этим проектом. И в завершение хочу поблагодарить моего мужа, Филипа Юнинского, роль которого в создании этой книги колоссальна.
Ответственность за все допущенные в книге ошибки лежит только на мне.
Часть I
1450–1598
Глава первая
Возвышение Московского княжества, ок. 1450 года
Предпосылки
В первой половине XV столетия Московское княжество все еще было относительно небольшим государством по сравнению с некоторыми евразийскими соседями. Его территория, по форме напоминавшая большой, обращенный в сторону запада полумесяц, граничила с землями Ростовского, Тверского и Ярославского княжеств, но к тому моменту еще их не поглотила. В самой широкой части, на юге, расстояние между западной и восточной границами Московского княжества составляло примерно 800 км. Если говорить о протяженности с севера на юг, то в восточной части она, возможно, была чуть большей. Все эти земли на северо-востоке Европейской части России относились к районам с суровыми климатическими условиями, и это сыграло важную роль в формировании и развитии Русского государства в раннее Новое время (XV–XVIII века). На севере русских земель располагались огромные холодные пространства, покрытые вечнозелеными лесами (тайгой), в которых охота на пушного зверя и прочий лесной промысел были более надежными источниками дохода, чем одно лишь земледелие. Далее к югу большая часть крупных городов и населения находились в зоне смешанных лесов. Здесь, несмотря на северный климат и короткий вегетационный период, можно было заниматься земледелием, а в одном месте – рядом с Владимиром – условия для этого были превосходными. Леса также служили защитным барьером, отделявшим эти территории от открытой степи, на чьи богатые земли, торговые пути и кочевые племена, совершавшие набеги, московские правители взирали одновременно и с интересом, и с опаской.
В первой половине XV века в Московском княжестве проживало мало людей, и плотность населения была очень низкой. Даже в южных землях она, по всей видимости, была менее 7 человек на квадратный километр [Gohrke 1978: 74]. Крестьяне жили в изолированных деревнях, выращивая рожь и овес, занимаясь лесным промыслом и скотоводством. Небольшие и отдаленные деревни просто-напросто перемещались на новые места, когда на прежних землях заканчивались природные ресурсы и истощалась почва. В деревнях, расположенных ближе к столице Московского княжества, рост и некоторое увеличение плотности населения приводили к тому, что эти места обитания становились более постоянными и их жители использовали иные методы ведения сельского хозяйства. Помимо лесного промысла и земледелия население Московского княжества занималось торговлей – по преимуществу (но не только) пушниной, солью, кустарными изделиями и лесом; торговые пути вели через открытую степь на юг в Крым и Юго-Западную Европу. В начале XV века на этих землях правили те, кто собирал налоги с плодов всей этой экономической деятельности: православные монастыри и знатные землевладельцы, взимавшие подати с крестьян (которые могли перейти к другому хозяину, если аппетиты предыдущего владельца были слишком большими); доходы с ярмарок и дорожные пошлины шли на содержание городов и княжеств. Центральное место в этой идеологической и политической системе принадлежало московскому князю: верховному правителю, который поглотил соседние княжества и добился того, что их жители присягнули ему на верность.
В ту эпоху территории на северо-западе Евразии обладали очень скудными экономическими, бюрократическими и демографическими ресурсами. Соответственно, и военная мощь обеспечивалась не конкурентным преимуществом в области стратегии и технологий. Ключевую роль здесь играла способность князя утвердить свою политическую власть, несмотря на все географические и институциональные ограничения; хотя это было самой важной задачей правителя, добиться этого было совсем непросто. В частности, для этого требовались социальная стабильность и поддержка со стороны лояльной князю политической элиты.
Незадолго до 1450 года в фундаментальном экономическом и политическом устройстве Московского княжества произошли две кардинальные перемены. Во-первых, там, как и во всем остальном мире, случилась демографическая катастрофа, связанная с «Черной смертью». В 1350-е годы и во время повторных вспышек, продолжавшихся вплоть до 1400-х годов, чума опустошила земли Московского княжества и его соседей. Здесь особенно важно отметить тот факт, что в результате эпидемии сильно пострадала Золотая Орда – образовавшееся в западной части Монгольской империи и властвовавшее над степными торговыми путями государство, которому Московское княжество платило дань. Демографическая катастрофа в совокупности с междоусобицами и экономическим кризисом привели к распаду Золотой Орды. В начале XV века Золотая Орда раскололась на три или четыре ханства и потеряла контроль над торговыми путями, лежавшими через степь. Во-вторых, в 1430–1450-х годах в Московском княжестве случилась междоусобная война. С 1380 года до начала этих событий Московское княжество переживало период турбулентной, но на удивление стремительной экспансии. Оно утвердилось в качестве политического наследника Великого княжества Владимирского, укрепило свои позиции благодаря альянсу с Восточной православной церковью, обладавшей духовной и политической властью, разбогатело и разрослось, присоединив соседние княжества. Однако междоусобная война создала политический хаос: разрушились клановые и династические связи, и на московские земли стали посягать соседи. Победивший в междоусобной войне Василий II начал заново укреплять политический авторитет Московского государства.