Войпель. Сентиментальный триллер
Шрифт:
– Шли.
– Что? Ах, да…. Куда шли?
– Вниз по течению. Куда конкретно – не знаю. Зачем – не знаю. Молод ещё.
– Что перевозили? «Дурь»?
– Не знаю.
– Что произошло? Почему яхта утонула?
– Честное слово, не знаю. Был в трюме. Потом – резкий удар. Корпус развалился на две части. Оказался в воде. Поплыл.
– Понятно…. Сколько человек было на борту?
– Пятеро, – помрачнел Лачо. – Я, мой брат-близнец Данко, Бахтало-младший, Ванька-капитан и моторист, имени которого я не знаю.
– Что с остальными?
– Не знаю. Видел только тело Ваньки. Держался руками за него, чтобы не утонуть. Мёртвое тело. Без головы.
– Без головы?! – окончательно разозлился Иван Петрович. –
– Если, гнида «фээсбэшная», ещё хоть раз назовёшь мою невесту – «шалавой» (или же как-то иначе, но в том же пошлом ключе), то я тебе морду набью, – натягивая джинсы, сообщил Сергей. – По-серьёзному и жалости не ведая…. Усёк?
– Не понял…. Что это ещё за хамство «грушное»?
– Он набьет. Причём качественно-качественно, – заверил Сомов. – И никакие спецназовцы, вооружённые до самых коренных зубов, тебе, Петрович, не помогут. Выбитые зубы замучишься потом считать и подбирать…. Свободен, короче говоря.
– Ты, подполковник, хоть понимаешь – что сейчас сказал? И чем это пахнет?
– Понимаю…. Даю ровно тридцать секунд – на экстренную эвакуацию. Потом – не обессудь. Время пошло…
– Ладно-ладно. Не напрягайся, – резко сбавил обороты Карпук. – Ну, погорячились немного. С кем не бывает? Особенно – в таких «безголовых» раскладах. Проехали, растёрли и забыли…. Так я заберу этого продрогшего цыганёнка?
– Забирай. Нам он ни к чему. Да и ребятам с правого берега он совершенно не интересен. Яхта-то затонула практически посередине Невы…. Чья это зона ответственности? Федеральная, ёжики колючие. Вот, и занимайся…. Ага, «эмчээсовские» катера чапают. Один из них – с краном на борту. Да, долгое дело намечается. Пока водолазы что-нибудь отыщут. Пока подцепят…. Серый, мотай-ка домой. Всё чихаешь и чихаешь. Отогревайся, бродяга. Завтра – в письменном виде – доложишься. Вон и Степаныч подъехал.
Карпук и его «камуфляжные» орлы, окружившие со всех сторон Лачо Золотова, скрылись в ночном сумраке.
Взревели мощные автомобильные двигатели. Взревели и – через десяток секунд – стихли: уехали «фээсбэшники».
– К-кто это такой – С-степаныч? – слегка постукивая зубами, уточнил Сергей.
– Да, таксист ваш, который с усами.
– Наш? То есть, закреплённый за нами?
– Что в этом такого? – начальственно хмыкнул Сомов. – По таким-то непонятным и кровавым происшествиям? И подстраховка, понимаешь. И дополнительный источник информации. Диалектика…. Всё, мотайте и отогревайтесь…. Ольга Николаевна.
– Да…. То есть, я.
– Смотрели, небось, в школьной юности американский фильм – «Большие гонки»?
– Смотрела. В том смысле, что мы вместе с Серёжей смотрели. Целых три раза.
– И какой главный…м-м-м, слоган, скажем так, данного фильма?
– Ну, честно говоря…, не знаю…. А, действительно, какой?
– Мол, в страшные зимние морозы два индейца, спящие под разными одеялами, замерзали насмерть. Практически всегда…. А два других индейца (индеец и индианка, имеется в виду), заблаговременно залезшие под совместное одеяло, неизменно выживали…
– Извините, но ничего такого не получится, – тут же надулась горным мыльным пузырём Ольга. – Даже и не надейтесь. По крайней мере, до вечера ближайшего воскресенья…. Кстати, по поводу предстоящего бракосочетания. С моей стороны свидетельницей будет – Александра Сомова, закадычная и многократно-проверенная подружка. А с твоей стороны, милый? Павел Андреевич?
– Было бы очень даже симпатично, – вздохнул
– Поехали. Но пока только – по домам. Извини. Всё должно быть так – как должно. Всегда и везде. Да и папа с мамой могут неправильно понять…
В салоне такси звучала музыка: грустный мужской голос – на удивление гармонично сливаясь со звуками скрипки, – пел:
Плачет ночь. Таинственно и свято. Плачет нежно. В полной тишине. И Любовь – с ней рядышком – распята. Как и прежде. Словно – на Кресте… Не грусти, мы вырвемся отсюда. Как всегда. В потёмках полутьмы. И летают бабочки – повсюду. Словно знак больной Весны… Мы уйдём – таинственно и свято. Бригантина – вздрогнула – в порту. Паруса. И лишь Любовь – распята. На Кресте. На ветряном ветру… И пускай – опять рыдает – скрипка. Ветрено, начало октября. Паруса. И за окошком зыбко. Я играю только – Для тебя… Пусть метель. И за окошком – зыбко… Я играю только Для – тебя… На твоих устах – дрожит улыбка, Золотая – девочка – моя…Глава пятнадцатая
Корреспондентское расследование
Утро вторника выдалось тихим, робким и спокойным: даже будильник звенел откровенно вкрадчиво и даже слегка смущённо. Да и кот Иннокентий не приставал со своей извечной проблемой, мол: – «Голодным можешь ты не быть, но попросить еду – обязан…» Правило такое – насквозь-насквозь краеугольное – у всех уважающих себя котов…
Так, только слегка помуркал из своего любимого обшарпанного кресла, мол: – «Удачи тебе, хозяин, во всех делах и начинаниях праведных. И в личных, и, так сказать, в общественных. Если что будет нужно – непременно обращайся. Помогу…. Что – если что? Дельный совет, к примеру. Или там действенная физическая помощь. В плане – загрызть наглого и приставучего врага. Или там острыми когтями – морду наглую – в хлам расцарапать…. Только, блин горелый, про сметану не забудь. Пожалуйста…».
– Не забуду, приятель…
Сергей покинул кровать, посетил туалет, сделал пятнадцатиминутную активную зарядку, принял контрастный душ, плотно позавтракал, оделся, оставил спящему коту – вдоволь всего и всякого, включая блюдечко со сметаной, и дисциплинированно отправился на Службу (на которой, впрочем, ещё даже и оформлен не был).
Вышел, значит, спустившись по бетонной лестнице, из подъезда, оперативно поднял, спасаясь от колючего северо-восточного ветра, воротник плаща и непроизвольно замер: ему навстречу – со стороны Будапештской улицы – неторопливо вышагивала парочка пожилых людей. То бишь, достославная соседка Матрёна Ивановна «под ручку» с высоким и костистым старичком.