Воздаяние храбрости
Шрифт:
Паскевич поднял голову и пристально посмотрел на Мадатова. И взгляд его в полумраке шатра, едва освещенного несколькими свечами, показался Валериану столь же темным, сколь и его собственное будущее.
– Итак, мы поняли, что генерал Мадатов предлагает решительное сражение. Какие еще существуют точки зрения, господа?
Алексей Александрович Вельяминов понял еще в Тифлисе, что время Ермолова на Кавказе прошло и более не вернется. С новым государем судьба империи поворачивалась, увлекая за собой каждого человека. Во всяком случае тех, кто оказывался в поле внимания государства. С новой эпохой приходили новые люди, вытесняя на обочину тех, кто не был готов следовать им. С точки зрения карьеры, он это хорошо понимал, куда
Но генерал Вельяминов четверть века отдал русской армии, и военное дело стало не просто его профессией, а частью его существа. Он уперся кулаками в стол, как совсем недавно Паскевич, и заговорил мрачно, тяжело, глядя поверх голов туда, где в полутора десятках верст грузно ворочалась персидская армия.
– Я полностью согласен с генералом Мадатовым. К сказанному могу добавить только, что, заперевшись в городе, мы лишаем себя одного из наших важнейших тактических преимуществ – энергии штыкового удара.
Вельяминов замолчал. Паскевич, уже не спрашивая, повел взгляд вокруг стола, и все собравшиеся в шатре кивали, показывая, что солидарны с генералами Мадатовым и Вельяминовым. Все – Шабельский, Греков, Попов, Ромашин, Новицкий, казаки, артиллеристы, все офицеры Ермоловской выучки. Даже Симонич, покрутив головой, возвел глаза к полотняной крыше и вздохнул, показывая, что и для него дело превыше всего.
– Решено!
Паскевич хлопнул ладонью по столу и поднялся.
– Завтра мы дадим персам сражение, которого они так добиваются. Господа Вельяминов и Мадатов, через час жду от вас диспозицию. Остальные свободны. Готовьте войска.
Офицеры также вскочили и заторопились к выходу. Вельяминов пробился к Валериану и положил тому руку на плечо у эполета.
– Рано радуетесь, князь. Подождите. Вот поколотят нас завтра, достанется на орехи именно вам и мне.
Валериан вывернул шею и свирепо усмехнулся в лицо начальнику штаба Кавказского корпуса.
– А вот это завтра мы и узнаем. Командиры полков, – повысил он голос, – прикажите выдать людям двойную порцию водки!
– И трубите отбой! – добавил столь же решительно Вельяминов. – Всем отдыхать. Подъем в четыре. Надо успеть подойти туда затемно…
Глава шестая
Персы появились, когда солнце уже довольно поднялось над горизонтом и палило почти в полную свою силу. Показались, как всегда бывает, мгновенно и неожиданно, хотя тысячи пар глаз, десятки подзорных труб выглядывали их с мучительным напряжением. Еще секунду назад равнина была чиста, и вдруг она зачернела, покрылась массой людей, животных и орудий. И вся эта масса быстро расходилась по сторонам, захватывая пространство вправо и влево, насколько хватало взгляда, и так же споро приближалась к русскому войску.
Через четверть часа Валериан уже наверняка мог оценить и планы, и намерения Аббаса-Мирзы. Командующий армией неприятеля решил в полной мере использовать свое превосходство в силе. Он выставил в одну линию восемнадцать батальонов сарбазов, «головой играющих» пехотинцев, растянув их, как только мог. В разрывах стояли орудия группами по три и четыре ствола. Всего в первой линии Мадатов насчитал двадцать пять пушек.
Кавалерию Валериан оценил тысяч в тридцать. Конники вились и клубились, поднимая тучи красноватой пыли; шах-заде разделил их на две примерно равные части и поставил прикрывать оба фланга. Во второй линии персов шли части горной артиллерии – сотни верблюдов, несших на специальных седлах
Намерения же наследника персидского трона были просты, но основательны. Насиб-султанэ предполагал воспользоваться своим шестикратным перевесом в численности, охватить русских с флангов и раздавить их, оказавшихся в кольце, навалившись всей массой своего войска. Валериан подумал, что, будь он на месте Аббаса-Мирзы, тоже, наверное, не стал бы искать сложных путей к победе, выбрав самый простой и короткий. Но никогда бы он не стал так рисковать, растягивая первую линию, истончая ее почти до прозрачности. Слабый центр у неприятеля – вот что сразу заметил Валериан. «И не похоже, – заметил он себе самому, – чтобы особенно были усилены фланги».
Паскевич же, посоветовавшись с ним и Вельяминовым, напротив поставил русский отряд компактно, словно бы сжав одним кулаком. В первой линии стали полки Ширванский, Грузинский, Херсонский. В центре между ними выставила жерла артиллерийская батарея; двенадцать орудий, также готовых обрушить картечь, гранаты и ядра едва ли не в одну точку. Во вторую линию стали егеря и карабинеры. Два каре, по две роты в каждом, выдвинулись на флангах уступами, готовые принять на себя удар вражеской кавалерии. Нижегородский драгунский полк оказался в третьей линии, а батальон гренадеров и еще шесть орудий русский командующий оставил в резерве.
Десять тысяч против шестидесяти. Восемнадцать орудий против двадцати пяти полевых, и кто считал, сколько там верблюдов ревело и бесновалось, вырываясь из рук прислуги. Превосходство персов в коннице было просто ошеломляющим: оставив в стороне резерв – драгун Шабельского, казаки и милиция, которую Мадатов привел из Тифлиса, взятые вместе, едва ли насчитывали одиннадцать сотен. И эту малость пришлось еще делить надвое и ставить по флангам.
На одно короткое мгновение Валериан ощутил вдруг ледяной комок где-то чуть выше пупка и чуть было не пожалел, что так категорично и резко высказался вчера на совете. Но тут же решительно тряхнул головой, прогоняя ненужную мысль. «Яйца разбиты, пора жарить омлет», – сказал он себе и вдруг почувствовал, как пересохший рот наполняется слюной при одном воспоминании о еде; о блюде, к которому пристрастился, когда стоял вместе с Воронцовым в Париже.
Паскевич отошел в сторону от штабных офицеров и, вдавив окуляр подзорной трубы в правую глазницу, водил зрительным прибором по всему фронту надвигающейся армии Аббаса-Мирзы. Валериан недоумевал – что же командующий надеется высмотреть в боевых порядках персов, за их линиями. Разве только рассчитывает встретиться взглядом с иранским принцем, прочитать его мысли. Но о чем сейчас было расспрашивать и своих, и чужих? Единственное возвышение на поле заняли русские. Вельяминов поднял войска еще затемно, торопясь успеть к месту будущего сражения раньше противника. Но теперь и пехота могла атаковать сверху вниз, набирая дополнительную энергию удара, и артиллерии легче становилось бросать снаряды через колонны своих батальонов. А дальше простиралась равнина почти совершенно плоская. Неглубокие овраги, в которых не скрыть движение даже пехотной роты; редкие невысокие холмы, за которыми вряд ли укроется даже эскадрон кавалерии. На одном из таких пригорков и стоял шатер насиб-султанэ. Валериан вдруг подумал – где же сейчас потрепанный им при Шамхоре Мамед-мирза? Стоит рядом с отцом в толпе разряженных вельмож или же продавливает своей тушей спину бедной лошади, готовясь рубить побежавших русских?..