Воздушный витязь
Шрифт:
Иванов и Арцеулов с симпатией смотрят на невысокого крепыша в фуражке, немного обмятой с боков, о котором уже немало наслышаны. (В авиации тех лет почти все пилоты знали друг друга лично или от других, встречались в авиашколах, на аэродромах.)
Предстояло испытать и освоить самолет итальянского авиаконструктора Франческо Моска, бог весть как заброшенного судьбой в Россию в 1912 году. Покладистый и веселый иностранец в свое время приглянулся хозяину завода "Дукс" Меллеру. Но самое главное, шеф увидел в нем талант конструктора. Франческо Моска принял участие в создании известного
Но сейчас Крутень, Арцеулов и Иванов должны были испытать истребитель "Моска-Б-бис". Собственно, это вариант предыдущей конструкции, но одноместный, значительно меньших размеров. На аэроплане установлен двигатель "рон" или "клерже". Крылья при перевозке складываются, что создаст определенные преимущества. Горизонтальное оперение — из одного руля, без стабилизатора. Бортовое оружие — пулеметы системы "люис" или "кольт" с отсекателями пуль на лопастях винта. Другой вариант — ось ствола направлена поверх винта.
Интерес к новым самолетам у Евграфа Николаевича — неутолимый, непроходящий. Когда-то, в артиллерийском училище, а потом в дивизионе, он дотошно изучал орудийные системы. Теперь пытливо вникал в тайны воздушного аппарата. Вникал, пытаясь разгадать его возможности, характер и одновременно прикидывая, на что он способен в воздушном бою. Но Крутень был не только практик, он живо интересовался теорией, аэродинамикой, изучил работы Н. Е. Жуковского "К теории летания" и "О парении птиц". Поразило, что в последней ученый теоретически обосновал возможность выполнения планером "мертвой петли". Лишь двадцать два года спустя Петр Николаевич Нестеров эту мысль воплотил в реальную фигуру.
Соратники Крутеня, осваивавшие вместе с ним на заводе "Дукс" новые машины, отметили эту одержимость Евграфа Николаевича. Им казалось — у него в жизни нет иных интересов, кроме авиационных. Часто он подолгу сидел в кабине, не взлетая, о чем-то раздумывая, "проигрывая" предстоящий полет. "Крутень молится", — острил кто-нибудь из авиаторов.
И все-таки интересы летчика не замыкались только на авиации.
Узнав, что Арцеулов — внук известного художника-мариниста Айвазовского, Евграф Николаевич расспрашивает летчика о том, как писал свои полотна великий певец моря, как рождались сюжеты.
— Я люблю живопись, — признался Крутень, — никогда не пропускаю возможности посмотреть картины в музеях или в частных коллекциях. В Петрограде не раз бывал в Русском музее, а в Москве — в Третьяковке. У иных полотен подолгу стою, раздумываю, даже волнуюсь…
— А сами вы, Евграф Николаевич, не пытались рисовать? — поинтересовался Арцеулов.
— Признаться, пытался и пытаюсь. Но все это карандашные наброски. Впрочем, наверное, у меня нет таланта, хотя моя маман утверждала обратное. Она хотела, чтобы я выучился на художника. Отец же приказал:
— Многие люди не знают, какой путь выбрать в жизни, — продолжал разговор Арцеулов. — А когда по-настоящему определят свое призвание, то бывает уже поздно. Но зато у вас, штабс-капитан, большой авиационный талант. Не я один в этом убежден. А сам я долго кренился между живописью и авиацией…
Детально познакомившись с конструкцией самолета "Моска-Б-бис", Евграф Николаевич решил первым испытать его в воздухе. Арцеулов и Иванов восприняли это как должное.
Штабс-капитан вдумчиво, смело и вместе с тем расчетливо испытывает в воздухе "Моска-Б-бис". Сперва ознакомительный полет в воздухе, затем выполнение фигур сложного пилотажа, испытание машины во всех режимах полета.
Вслед за ним успешно начали осваивать новый самолет прапорщик Арцеулов и поручик Иванов. Крутень отмечает про себя недюжинное мастерство Константина Арцеулова, худощавого, сероглазого человека. В нем чувствуется отменный воздушный боец, твердый характер, целеустремленность. Вскоре станет известно, что Арцеулов первым покорил "штопор", которого, как огня, боялись летчики. Константин Константинович сумел вывести штопорящий аппарат в горизонтальное положение. Это вызвало бурю восторга среди авиаторов. Впоследствии искусство вывода аэроплана из штопора стало достоянием многих русских пилотов.
— Как вы оцениваете качества "моска"? — спросил Арцеулов у Евграфа Николаевича на аэродроме, после того как Крутень посадил аэроплан.
— Самолет только приближается к идеалу истребителя, каким я его представляю, — сдержанно ответил штабс-капитан. — Не мешало бы поставить мотор посильнее, сил этак на сто. Но воевать на нем можно. В конструкцию следует внести некоторые изменения. Смущают меня пулеметы "люис". В моем отряде они ставились на "вуазене" и часто отказывали в самые критические моменты.
— Я тоже давно мечтаю об одноместном аэроплане — маневренном, скоростном, который можно было бы успешно применять в бою с немцами. Вон у германцев сейчас появились неплохие истребители, с которыми нашим "фарманам" и "моранам" не справиться. А своих, русских, самолетов нет как нет.
— Согласен с вами. "Моска" не решит всей проблемы, не заштопает наши дыры в оснащении отрядов самолетами. Меллер, говорят, выпустит всего-то пятьдесят машин — капля в море. Правда, он мастерит еще и "фарманы". Нам нужны сотни хороших аэропланов и для разведки, и для борьбы с авиацией противника.
— Вы здесь ознакомились и с "Ньюпором XI". Какое у вас от него впечатление?
— "Ньюпор", пожалуй, не уступит "моске", — ответил Евграф Николаевич. — И скорость подходящая — сто пятьдесят километров.
Немного помолчав, штабс-капитан Крутень с чувством сказал:
— Самолетов, побольше самолетов! На фронте всегда их не хватает. Важно еще, чтобы все аэропланы были однотипными, а то у нас летают на разных. Как тут добиться слаженности?
Между Крутенем и Арцеуловым устанавливаются дружеские отношения. Много позже Константин Константинович, ставший в советские годы известным летчиком-испытателем, напишет о Евграфе Николаевиче: