Воздушный витязь
Шрифт:
— Маршрут таков: Болимов-Воля — Шидловская — Сохачев — Гижице — Илов — Седльце — Санники — Голебин — Вышеград — Гродиск. Таким образом охватываем широкую полосу по фронту и летим в глубину расположения противника верст на сорок.
— На сколько рассчитываете полет?
— Не меньше, чем на три часа. Словом, пока хватит бензина.
— Великолепно, — бодро заключает Дюсиметьер. Однако Крутень замечает, что у наблюдателя из генштаба дрожат пальцы, когда он надевает на голову летный шлем, а потом очки. Его можно
Проходит несколько часов. "Вуазен" возвращается с разведки. Поручик Крутень мягко сажает аэроплан на аэродром. Первым выскакивает из самолета Дюсиметьер.
— Интересно, сколько пробоин получил аппарат? — в нетерпении говорит капитан. — Ну-ка, механик, посмотри.
— Слушаюсь, ваше благородие.
Степанов внимательно осматривает самолет, считает.
— Семь пробоин в крыльях, ваше благородие, — докладывает он.
— Всего-то? — недоумевает представитель генерального штаба. — Мне казалось — будет не менее двадцати. Немцы здорово палили.
— Я старался уйти от огня, меняя курс, высоту, — объясняет Крутень.
— Вот в чем дело! Ну ладно, поручик, подытожим результаты нашего полета. Дайте карту. Вы с Казаковым правильно донесли в тот раз о наличии двух батарей — четырехорудийных и шестиорудийных. Они есть. Севернее железнодорожного моста через Равку — еще одна батарея. Прибавилось два моста. Что нового мы еще узнали?
— На позиции Слубице-Стржемешно, позади окопов противника, маскировка, по-видимому, для того, чтобы ввести в заблуждение нашу артиллерию, — показывает по карте летчик.
— Верно, — продолжает Дюсиметьер. — Подтвердилось также наличие узкоколейки от Илова до Бжешов Стрый и движение множества повозок к фронту. Да, вот тут палатки-ангары, но знаков для спуска я не видел.
— Знаков не было.
— Ну, а остальное разъяснят фотоснимки, сделанные в полете, если фотоаппарат не дал осечки.
— Думаю, в этом отношении все в порядке, Леи Павлович.
— Благодарю за службу, Евграф Николаевич.
Капитан крепко жмет руку Крутеню.
Позднее капитан Дюсиметьер, будучи уже заведующим авиационной группой 2-и армии, напишет в представлении к награде поручика Е. Н. Крутеня:
"Деятельность офицера является несомненно выдающейся. По общей продолжительности боевых полетов в апреле месяце Крутень занимает второе место среди летчиков действующей армии. Исключительно трудные для летчиков условия позиционной войны, когда расставленные противником по всему фронту многочисленные противоаэропланные батареи выпускают зачастую по аппарату свыше 100 снарядов, преодолеваются поручиком смело и решительно".
И далее:
"Выдающийся летчик как по искусству
И как вывод из боевой характеристики: "Ходатайствую о награждении чином "штабс-капитан".
Представление Дюсиметьера не осталось без внимания. Через несколько дней, 25 мая 1915 года, приказом по военному ведомству Крутень был назначен исполняющим должность начальника 2-го армейского авиационного отряда. Еще через день, 26 мая 1915 года, поступил Высочайший указ, в коем говорилось:
"За боевые отличия поручика 2-й батареи 2-го конно-горного артиллерийского дивизиона Евграфа Николаевича Крутеня произвести в штабс-капитаны со старшинством". Былая принадлежность к артиллерийской части все время службы следует за военным летчиком, где бы он ни находился. Таков порядок, определенный свыше.
Сослуживцы наперебой поздравляют Крутеня и с новым назначением, и с очередным званием, а Казаков помогает ему прикрепить новенькие штабс-капитанские погоны.
— Рад за тебя, дорогой Евграф, — с чувством произносит Аркадий. — Ты давно заслужил свое отличие.
Француз Альфонс Пуарэ разыгрывает маленький фарс при встрече с Евграфом Николаевичем.
— О мон шер командир, — восклицает он, театрально поднимая руки. — Я сердечно поздравляю вас. Под вашим — как это по-русски? — началиством ми будьсм крьепко люпить бошей. Трэ бьян! Вив!
— Мерси, мерси, мон шер Пуарэ, — в таком же тоне, слегка витиевато отвечает Крутень. — Ваша доблесть, проявленная в предыдущих боях, позволяет мне надеяться, что и в будущем вы будете крепко лупить бошей.
— Уи, уи, мон командир, — несколько растерянно, уже без улыбки, произносит французский летчик.
Совсем недавно произошла комическая сцена, главным действующим лицом которой был Пуарэ. Его "вуазен" слишком скоро возвратился из разведывательного полета. Летчик посадил аэроплан кое-как, а когда мотор остановился, выскочил из кабины с криком:
— Ловить его, бистро ловить. О, мизерабль!
— Кого ловить, господин Пуарэ? — подбежал механик.
— Мишь, понимайт, серый мишь. — Лицо француза выражало испуг и одновременно брезгливость. — Он летел со мной туда, к бошам, я не замечайт его, а потом…
Около самолета собрались летчики.
— Расскажите толком, мосье Пуарэ, что случилось?
— Я летайт туда, за линий фронт. Развьедка. Вдруг в кабин вижу серый мишь. Я боюсь мишь, боша не боюсь, а мишь боюсь. И он ползет по моей ноге вверх.