Воздушный витязь
Шрифт:
Штабс-капитан Крутень видит явное стремление французских летчиков сбить как можно больше немецких самолетов в одиночку, опередить товарищей по оружию. Это походит на захватывающую игру ради самой игры, когда цели и задачи борьбы остаются на заднем плане. Над пилотами-истребителями, словно довлеет магическое слово "ас". Право называться асом давало сперва пять уничтоженных аппаратов противника, позже — десять. И все же индивидуализм асов с трудом, но преодолевается. Слишком большие из-за него потери среди "аистов". Уже в марте 1916 года Гинемер вместе с Брокаром и Делленом сбил четыре самолета противника. Затем Гинемер и Фонк одержали
"Конечно, — рассуждал Крутень, — французская военная авиация не ощущает недостатка в самолетах. У нее в изобилии "ньюпоры" различных модификаций, "спады" со стапятидесятисильным мотором, развивающие скорость двести двадцать километров в час, маневренные, легкие в управлении. Французам легче воевать, у них в эскадрильях по двенадцати машин, а в наших отрядах только по три. Будь у нас столько же самолетов, мы одерживали бы над общим врагом не меньше побед. Наши летчики не уступали бы французским асам".
Постепенно Крутень и его товарищи втягиваются в боевую жизнь отряда, летают на патрулирование, охраняют аппараты, фотографирующие расположение противника. Евграфу Николаевичу очень хочется сбить немца здесь, на французском фронте. И однажды такой случай представился.
Патрулируя, Крутень заметил тень немецкого самолета, мелькнувшего за облачностью. Сразу же созрело решение: атаковать, завязать воздушный бой. Летчик направил самолет в сторону противника, пробил редкие разорванные облака, за которыми рыскал "альбатрос"-разведчик. Обнаружив цель, "ньюпор" набрал высоту, чтобы нанести удар сверху, "вонзиться в противника", как выражался Евграф Николаевич. Открывать огонь с большой дистанции было бесполезно, следовало сблизиться. Немец уже заметил "ньюпор" и решил уйти на свою территорию, открыв предупреждающий огонь. Крутень спикировал на "альбатроса". И сразу же обожгла мысль: только бы не столкнуться с противником, так как скорость разгона очень велика. Но было уже не до расчетов. "Ньюпор" пронесся вблизи немецкого самолета, едва не задев его стабилизатор. Дальше — резкий вывод из пике. "Ньюпор" оказался под брюхом "альбатроса", и Крутень всадил в самолет несколько коротких, метких очередей. Некоторое время немецкий аэроплан держался в воздухе, потом стал беспорядочно падать вниз, оставляя за собой дымную полосу. Наземные войска подтвердили гибель немецкого самолета-разведчика.
На земле командир эскадрильи Брокар искренне сказал:
— Прекрасная работа, мсье. Надеюсь, это не последняя ваша победа на нашем фронте.
Вскоре Крутеню сопутствовал еще один успех. Он и поручик Орлов удостоились боевой награды Франции — "Боевого креста с пальмовыми листьями".
Стажировка закончена. Пора возвращаться домой.
В Париже, в здании русского посольства их приветствовали полковники Ульянин и Дюсиметьер.
Ульянин торжественно объявил:
— Высочайшим приказом военный летчик Евграф Крутень произведен в чин капитана с первого февраля тысяча девятьсот семнадцатого года. Поздравляю.
Товарищи горячо аплодируют Евграфу Николаевичу, а Дюсиметьер надевает на его мундир новые капитанские погоны и добавляет с улыбкой:
— Французскому асу Крутеню они очень к лицу. Ты можешь носить рядом с Георгием и французский боевой крест. Об этой награде будет сказано
— Благодарю, господин полковник. — Крутень с силой пожал руку Льва Павловича. — Приглашаю вас на наш фронт, опять полетаем вместе.
— Приглашение принимается, господин капитан.
В эти дни главный инспектор авиационных школ Франции подполковник Жиро направляет начальнику российской авиационной миссии полковнику Ульянину письмо следующего содержания:
"С большим удовольствием сообщаю Вам, по возвращении из школы в По, о том чувстве удовлетворения, которое я испытывал, ознакомившись с результатами прохождения курса школы русскими офицерами. Мне удалось удостовериться в том, что все эти офицеры без исключения соперничают между собой в увлечении делом и в отваге и что они находятся на пути приобретения всех качеств, отличающих лучших пилотов боевых аппаратов.
Я испытал особенную радость за время нахождения среди ваших офицеров и не скрыл от них, насколько я счастлив временно быть их начальником, а также какое чувство гордости испытывают их французские товарищи, занимаясь бок о бок с ними приобретением знаний и навыков для будущих совместных боев с общим врагом".
Это пересыпанное лестными комплиментами, в типично французском стиле послание относится прежде всего к капитану Крутеню и его товарищам, которые немного позже составят основной костяк 2-й боевой авиационной группы истребителей у себя на Родине.
Лондонский отель
Конец февраля. За окнами гостиницы громоздится туманный Лондон. Едва просматриваются высокие дома, шпили башен. Людей на тротуарах почти не различить — тени. Кажется, столица Англии живет под каким-то непроницаемым серым пологом.
В уютном холле гостиницы с картинами на стенах собрались русские летчики, только что возвратившиеся из Франции. Всем нетерпится скорее отплыть на родину.
— Когда же будет попутный пароход?
— Говорят, скоро. Запаситесь терпением.
— Сплю и вижу Петроград. Все нашенское, близкое, понятное.
— А мне снится Москва с Кремлем, златоглавая.
Капитан Крутень сидит за столом, скрестив руки на груди. Молодое лицо озабочено, в широко расставленных серых глазах сосредоточенность, раздумье.
— Господа, — произносит он чуть охрипшим голосом, — давайте обменяемся впечатлениями о французских делах. Ведь мы еще, по существу, не говорили об этом с глазу на глаз. Что кому запомнилось?
— Мне запомнилось, как отчисляли из отряда истребителей двух летчиков — офицера и нижнего чина, — начинает подпоручик Орлов. — Помните, какие были лица у изгнанных? Отчаяние, тоска, кажется, готовы на себя руки наложить. Выгнали за то, что сдрейфили в бою, бросили своих товарищей. А ведь хорошие были пилоты, сам командир говорил.
— И поделом, — вступает в разговор поручик Кежун. — Трусость непростительна для летчика, тем более истребителя.
— Ну это — редкий случай, — высказывает свое мнение штабс-капитан Барковский. — Вообще-то французы — смелые воздушные бойцы. Меня поразил Гинемер, вы о нем наслышаны. Небывалой храбрости пилот, гроза бошей. Три раза его сбивали немцы. И знаете, что его спасало?