Вожак
Шрифт:
Это не тихая семейная прогулка, с тяжёлым сердцем напоминаю себе.
Судорожно вздохнув, я говорю:
— Она сказала, что в Париже у вас был люкс для новобрачных…надеюсь, ты хорошо провёл время…
Единственное, что даёт мне хоть какое-то долбаное успокоение, так это то, что в тот момент…мы не были вместе…
"Да, в этот момент ты ходила беременная его ребёнком!" — нашептывает внутренний голос.
"Я все знаю. Оставь меня в покое." — устало прошу его.
Марат замирает и начинает дышать громче
— Забудь о ней, — мрачно велит он, сжимая мои ладони своими. — Ты больше никогда её не увидишь, обещаю. Всё это в прошлом, а у нас впереди будущее.
Я начинаю истерично смеяться.
Клянусь, это так на него похоже!
Вырываю руку и хлопаю себя по лбу, со словами:
— Почему же я сама не догадалась, боже мой! Я просто всё забуду, потому что Марат Джафаров щёлкнул пальцами!
Он отстраняется, убирая руки, и становится рядом, положив их на бёдра. Очень злой. Его дыхание превращается в белые клубочки пара, между бровей морщинка. Я вижу! Вижу, как не нравится ему этот разговор! Как бы он хотел вообще его не разговаривать! Но, так не выйдет! Не выйдет, чёрт возьми! Это нужно мне! Нужно!
— А как насчёт других? — спрашиваю безразлично, но голос мой дрогнул.
Потому что я боюсь узнать ответы. Теперь я боюсь приоткрывать его ящики! У него все ящики с секретами, чтоб его!
— Нет никаких других, сколько раз я должен это повторить? — вдруг психует Марат, повышая голос.
— Шшшшшш! — шикаю, боясь, что он разбудит Даура, потому что наш разговор происходит прямо над его спящей головой! Тихо рычу, подавшись вперёд. — Столько, сколько нужно!
Он бросает взгляд на коляску, а потом наклоняется ко мне и зло чеканит, понизив голос:
— Я повторю последний раз! Зара ничего для меня не значит. Сейчас приготовь свои уши, и запоминай, Мира. Запоминай навсегда. Пять лет назад я женился на девушке в ущерб всему. И я ни разу об этом не пожалел, поняла меня? Я люблю эту девушку. Всю целиком и блять каждый её непослушный кусочек в отдельности! Я не сраный поэт! Но, я сказал и повторю ещё, прости меня, так было нужно! Для нас всех. Возможно, я мог бы сделать по-другому, но у меня уже не будет второго шанса, и я не стану копаться в прошлом, у меня дохера дел в настоящем!
Запрокидываю голову и смеюсь сквозь слёзы.
Его логика…это как долбить стену тараном!
Его слова сжимают моё сердце, заставляют вибрировать душу…потому что я люблю его также…всего целиком и каждый его бескомпромиссный кусочек в отдельности!
Сдерживая слёзы, я пытаюсь…пытаюсь сказать самое главное:
— Ты не слышишь меня…не слушаешь…
Он молча ждёт, пока я соберусь с мыслями, сверля меня тяжёлым взглядом.
— Ты…господи… — я опять смеюсь, закрывая глаза, и продолжаю. — Ты никогда не берёшь в расчёт моё мнение…не считаешься с ним…делаешь только то, что
— Я знаю, что ты не была против. — Мрачно говорит он. — Иначе, был бы "осторожнее".
— Ты не спросил! — выкрикиваю я, и тут же кошусь на Даура. — Ты делаешь так с первого дня! Ты никогда не спрашиваешь меня, просто делаешь! Ты… — сжимаю кулаки, дыша глубже. — Я назвала нашего сына Дауром, а в документах он оказался Хакимом! — мой голос звенит от возмущения и обиды, когда я продолжаю, глядя на него. — Мы думали, это разгильдяйство, ошибка!..
Он молчит. Хмуро глядя в сторону.
— Как ты мог?! — выпаливаю я. — Как?..
— Я всё исправлю… — невнятно обещает он, поглядывая на меня виновато!
— Ты был с ней в тот день, — с болью говорю ему. — Потому что дурочка Мира всё стерпит! Кому вообще есть дело до её чувств, до её мыслей?!.
— Это не так! — снова повышает он голос.
— А как?! — исторгаю я из самых глубин своей души.
— Не так! — гаркает он.
По моей щеке бежит слеза. Утираю её рукавицей и говорю, глядя на свои ботинки:
— Я хочу уехать. С Дауром. И ты не будешь нам мешать.
Он резко вскидывает голову и смотрит на меня со смесью непонимания и удивления, будто старая картина вдруг заговорила!
— Куда? — спрашивает он, сощурившись.
— В Париж. — Ровно отвечаю я.
— В Париж? Серьёзно? Надолго?
— На сколько захочется.
Марат молчит.
Вздыхает и смотрит по сторонам. Потом хватает меня повыше локтя и тащит вперёд, одной рукой толкая коляску с нашим сыном. Осматривается на ходу и сворачивает с дорожки, ведя нас в тень деревьев прямо к ограде парка.
Не отпуская мой локоть, он изображает крайнее веселье, и, наконец-то, говорит:
— Ты из города в жизни не выезжала. Хочешь уехать одна?
— Да. — Тихо говорю я, глядя в его глаза.
Он смотрит на меня целую минуту. Медленно скользит глазами по моему лицу, по моему телу, по всей мне. Проводит языком по зубам и хрипловато говорит, глядя на меня исподлобья:
— Не мели ерунды. Никуда ты не поедешь.
Такое небрежное отношение мгновенно выводит меня из себя. Выдёргиваю руку и говорю:
— Тогда проваливай!
— Не смей так разговаривать со мной. — грозно предупреждает король Джафаров.
— А то что?! — рычу я, толкая его в грудь. — Прикажешь упасть на колени и отсосать себе?!
Нависнув надо мной, он нагло усмехается:
— Я бы никогда не стал приказывать, если бы не знал наверняка, как тебе нравится мне отсасывать!
Поднимаю руку и залепляю ему пощёчину. Со всего размаха и со всей дури! У меня никогда не было такого дикого желания его ударить. Никогда в жизни.