Вожделение
Шрифт:
И хотя в пору скитаний мне ой как требовались деньги, чтобы не попрошайничать и не перебиваться случайными заработками, я никогда не жалела о том, что все бросила и сбежала.
Это был единственный шанс избежать участи всех моих друзей, которые к тому моменту уже лежали в сырой земле.
— Скоро мы улетим. Ты и я. Начнется новая жизнь.
— Третья? — этих новых жизней было слишком много. А я хотела не новой. Своей.
— Третья, четвертая, не важно. Ты будешь со мной, Регина.
Я промолчала, но ответов ему и не требовалось.
Вскоре
Полежав немного, я поняла, что хочу в туалет.
Аккуратно выбралась из мужских объятий, поднялась под протяжный аккомпанемент кровати и оделась.
До туалета дошла с фонариком, стараясь как можно меньше светить им возле окон — свет в ночи видно издали, ни к чему лишнее внимание, даже если мы одни тут на сотни метров. Береженого бог бережет.
На обратном пути от туалета я, всё-таки, споткнулась о порог, недостаточно внимательно глядя под ноги. Упала на колени, шлепнувшись ладонями о пол. Фонарик из моих рук выпал и укатился под шкаф, свет от него подрагивал, покатываясь из стороны в сторону.
Я подползла к шкафу, протянула руку, чтобы достать фонариком, и пальцами задела что-то, завернутое в темный пластик. Подцепила ногтями, вытаскивая пакет небольшой, развернула его, ощущая неприятный привкус во рту.
Внутри лежали ключи от машины на брелке, деньги и что-то ещё, записная книжка или небольшой блокнот.
Я выудила его из пакета, раскрывая.
Это был паспорт. Мой. Тот самый, что остался в сгоревшем доме, как я считала до этой минуты.
Значит, все это время он был у Максима и он не сказал мне ни слова?
Я сглотнула, провела пальцем по связке денег, навскидку прикидывая, что там было тысяч пятьдесят, не меньше.
И брелок с ключами. Не от того автомобиля, на котором мы ездили. Другой.
— Ну и сука же ты, Ланских, — покачала я головой.
Глава 59
Искушение забрать паспорт назад было велико.
Слишком дорогой ценой он мне достался, без него я ощущала себя незащищенной, слабой.
Прижала паспорт к себе и замерла. Он холодный, и руки мои замёрзнуть успели. Сколько так простояла, не знаю, может пару минут, может больше.
А потом, всё-таки, переборола себя.
Сложила аккуратно все на место, стараясь не шуршать пакетом, подобрала фонарь и поднялась.
В нашей узкой комнате пенале привычный жар, как в бане. Нос закололо не то от сухого воздуха, не то от непрошеных слез. Я куртку теплую скинула, на спинку стула повесила и полезла через Максима на кровать.
Пружины скрипнули, Ланских объятия свои раскрыл, пуская меня в тепло. Только теперь мне с ним снова было неспокойно, я себя ощущала птицей, пойманной в силки,
и рука его, что поверх одеяла меня обнимала,
— Что случилось? — спросил Максим, не открывая глаз. Его шепот теплым дыханием касался моего уха, руки прижимали ещё сильнее к себе.
— Споткнулась, — тихо ответила я.
Закрыла глаза, заставляя тело расслабиться, но напряжение не отступало. Я ощущала свое тело запрятанным под, хитиновой броней, твердой, жёсткой и неподвижной.
В этой скорлупе было легче принимать тот факт, что Ланских — не мой союзник. У него свои цели.
Иначе бы он паспорт отдал мне сразу.
Наличие денег вопросов не вызвало, это как раз удивляло меньше всего. А вот ключи от автомобиля…
Сдавалось мне, что он вовсе не пешком покидал поселок и не на себе тащил горючее. Если у нас была другая машина, тогда выехать отсюда труда не составит, и не обязательно было мёрзнуть в этом богом забытом месте.
Я ещё долго варилась в своих мыслях, вслушиваясь в мерное дыхание Максима. Я злилась на него, и если там, в коридоре, едва найдя свою пропажу, мои чувства зашкаливали, то сейчас мысли скатились до того, что я начала искать ему оправдания.
Боже, Регина, что ты творишь?
Я сама своих мыслей испугалась. Неужели этого он и добивался? Почти Стокгольмский синдром?
Думать об этом было чертовски неприятно. Когда душевные метания дошли до предела, я уснула.
Мне снова снились кошмары, я беспокойно ворочались, вскрикивая, и только сквозь сон слышала шепот Максима, который успокаивал меня, точно дитя:
— Тшш, Регина, я рядом.
И я снова забывалась тревожным сном.
Дышать было тяжело
Вдохи получались короткими, дыхание учащалось. Я открывала глаза, видела все тот же деревянный потолок с лампой на длинном проводе, иногда мне казалась, что она покачивается, и я сосредотачивала на ней свой взгляд, пытаясь снова уловить движение, которого не было.
Определить, наступило утро или все ещё не закончилась тяжёлая длинная ночь, было сложно.
В какой-то момент я поняла, что Максима снова нет рядом. Села, закашлявшись.
Открылась дверь, впуская свет и свежий воздух, Ланских зашёл, держа в руках наполненный снегом чайник.
— Ты ворочилась всю ночь, — заметил, включая плитку.
— Кошмары, — мой голос осип, я прочистила горло, и на это ушли последние силы, — кажется, я заболела.
Максим повернулся ко мне, накрывая сухой прохладной ладонью лоб.
— Ты горишь вся, — в его взгляде мелькнуло беспокойство, — это плохо.
— Сегодня отлежусь. Надеюсь, ты не боишься заразиться.
Ланских смотрел на меня, размышляя о чем-то своем. Морщины на его лбу пролегли глубокими линиями.
Я легла обратно, ощущая слабость, болели все мышцы.
Мы молчали, ожидая, когда чайник закипит. Минут через десять Максим заварил чай, протянул мне чашку:
— Тебе надо поесть, — но я только покачала головой в ответ:
— Не хочу ничего.