Вожди и оборотни
Шрифт:
Забыл Гдлян, а точнее — не хотел говорить, что, кроме четырех, есть еще самоубийства, в их числе 52-летнего Хаджимуратова A. X., начальника Орджоникидзевского РОВД г. Ташкента. Он покончил с собой вскоре после длительных допросов, проведенных 23–24 декабря 1985 года следователями гдляновской группы Карташяном А. и Кунцом И.
Гдлян и Иванов должны помнить допросы Хаджимуратова А. и его смерть, ибо пропуски на вход и выход подписывали они. Уверен, помнят и то, что обвинения Хаджимуратова А. во взяточничестве лопнули, как мыльный пузырь, так как не было никаких доказательств, кроме оговора. Я бы только хотел процитировать некоторые строки письма, написанного им перед смертью в адрес Генерального прокурора и секретаря ЦК КП Узбекистана:
«Меня 23–24 декабря 1985
Вот после этих и других строк А. Хаджимуратов ушел из жизни. Добавлю, что судебно-медицинская экспертиза обнаружила на его теле не только последствия от петли, но и другие телесные повреждения в виде кровоподтеков, образование которых по времени могло соответствовать времени допросов.
Гдлян не может не помнить Мусаханова Мирзаюсуфа, 1943 года рождения, профессора, доктора физико-технических наук, ученого, которого знали не только в СССР, но и за его пределами. Он длительное время плодотворно работал в Ташкентском государственном университете, его научные труды представляли большую ценность, вокруг него росли другие ученые.
По указанию Гдляна 24 октября 1988 года М. Мусаханов был задержан, а затем арестован по обвинению в укрытии ценностей, нажитых преступным путем его отцом. Под стражей находился более пяти месяцев. Против него было выдвинуто обвинение не только незаконное, но и просто нелепое. От него требовали выдать миллионы, которые Мирзаюсуф никогда и в жизни не видел, о чем сразу же сообщил следователям.
М. Мусаханов теперь полностью реабилитирован, восстановлено его доброе имя, он вернулся к своей любимой работе, семье. Но время, проведенное в камерах, следственный произвол ему запомнились навсегда.
Будучи морально и нравственно растоптанным, униженным и беспомощным, доведенным до крайности, он рано утром 16 ноября 1988 года пытался покончить жизнь самоубийством, однако его спасли сокамерники, вовремя вынули из петли. Потом Мирзаюсуф скажет, что в самоубийстве он видел единственный выход и способ доказать свою невиновность, уберечь жену, детей от арестов, которыми постоянно угрожали следователи.
За несколько часов до петли он на пишет письмо Генеральному прокурору СССР, а также жене и детям.
Вот некоторые выдержки из обращения к прокурору: «Я обвинен в сокрытии преступно нажитых миллионных ценностей отца. Я заявлял и сейчас заявляю, что не знаю ничего о ценностях такой величины… нахожусь в безвыходном положении. Единственным путем, чтобы доказать, что я не являюсь пособником взяточника по сокрытию миллионных ценностей, награбленных у своего народа, является уход из жизни. Этот шаг является протестом против предъявленного мне обвинения и связанных с ним моральных страданий. Прошу моих сокамерников в моей смерти не винить».
Нельзя без дрожи читать его Письмо к семье. Человек сознательно собирался уходить из жизни. Последние строки отчаяния и боли, последние слова любви, прощенья и прощания. Гдлян читал их. Не знаю, дрогнуло ли у него сердце, вспомнил ли он своих детей. Или у него полностью атрофировались сочувствие к горю и сострадание к другим?!
«Дорогая моя Аечка! Дорогие мои дети Азиз и Ойгуль! Милая моя Аечка, ты мне принесла много радости, счастья, любви и, наконец, наших любимых детей Азиза и Ойгуль. Мне же невыносима мысль о том, что из-за меня ты несчастна и в горе. Крепись и вырасти наших детей, чтобы они помнили обо мне. В той нашей прежней жизни я часто был невнимателен к тебе и груб. Прости и помни обо мне. Я принял решение. Только оно может доказать всем, что я не вор и не соучастник вора. Самое большое богатство для меня были вы и никакого другого мне было не надо… Верь мне и, ради бога, постарайся быть сильной, чтобы
«Азизу. Мой дорогой мальчик, ты умный и многое уже понимаешь. Ты остаешься за мужчину в доме. Поэтому будь опорой маме, учись быть сильным.
Ойгуль. Моя душенька любимая. Моя самая умная и красивая. Учись хорошо и помогай маме. Скоро ты вырастешь большой, закончишь школу, институт. Дай Бог тебе хорошего парня, счастливую семью, много детей. Ты была моим ангелом, моим колокольчиком. Будь счастлива.
Мои дорогие, не осуждайте меня. Я просто в безвыходном положении, потому что на меня надвигается вся гигантская машина «правосудия», и направил ее на меня не кто-то, а М.М.М. Я его не осуждаю, не хочу превратиться здесь в нечто подобное, что способно пожирать своих детей».
Письмо весьма эмоциональное. Это и не случайно, человек собрался уходить из жизни. Письмо — крик души человека, пытающегося доказать свою невиновность. Меня особенно тронули его последние строки, в которых Мирзаюсуф говорит о том, что он не хочет превращаться «… в нечто подобное, что способно пожирать своих детей». В письме есть упоминание о гигантской машине «правосудия», которую направил М.М.М. Какой заложен смысл в этих строках? Под М.М.М. Мирзаюсуф имел в виду своего 76-летнего отца — Мусаханова Мирзамахмуда Мирзамахмудовича, бывшего первого секретаря Ташкентского обкома партии, арестованного в 1988 году за взяточничество. Будучи человеком больным и старческого возраста, он не выдержал давления следствия, всех камерных лишений и унижений. Ему долго внушали, что он скопил миллионное состояние и его надо возвратить. Всякие возражения отвергались сходу. Мирзамахмуда убеждали, что только «признание» и возмещение «ущерба» спасет ему жизнь. Устав от психологического и физического пресса, он пошел на оговор, стал «изобличать» своих невиновных детей, просил их собрать, достать и отдать деньги, выкупив тем самым ему свободу. Его обращения к детям фиксировались на видеопленку, а потом демонстрировались родным и близким.
Все это хорошо напоминает годы репрессий, когда дети и родители отрекались друг от друга только потому, что кто-то из них объявлялся «врагом народа». Страшно все это. Приводит в ужас сама мысль о возможности существования трагичных параллелей тех лет и нынешнего времени. Но факты — упрямая вещь.
24 октября 1988 года вместе со старшим братом, по указанию Гдляна, была задержана, а потом и арестована Мусаханова Саджида — 1945 года рождения, научный сотрудник Ташкентского государственного университета. Ее обвинили в сокрытии многомиллионных ценностей, нажитых преступным путем ее отцом. В следственных изоляторах она провела, как и брат, пять месяцев. Только через года с нее снимут полностью все обвинения. И все это время она писала письма с единственной просьбой — разобраться в обоснованности преследования семьи Мусахановых.
О нахождении под стражей Саджида вспоминает, как о кошмарном, страшном сне. На следствии ей постоянно вбивали в голову мысль, что если она не выдаст миллионы, то отец будет расстрелян, что дочь и муж арестованы, все родственники репрессированы. 12 или 13 ноября ей объявили, что дочь уже арестована, муж сидит среди смертников, а сына сдали в детдом. Следователи продолжали требовать «чистосердечного» признания вины и раскаяния. Заявили, что достаточно одного их слова, и она, и дочь будут изнасилованы в тюрьме. Описать все издевательства, говорит Саджида, невозможно. В ней заговорили материнские чувства, инстинкт сохранения детей. Она не выдержала и дала ложные показания ради их спасения. 26 декабря 1988 года из изолятора под присмотром следователей написала «покаянное» письмо Генеральному прокурору СССР. В нем Саджида просила лишь об одном: «Очень прошу Вас решить положительно вопрос об изменении меры пресечения моей дочери Асамовой Ферузы. Это пишет Вам мать в горе и отчаянии. С покорностью жду решения своей участи».