Возлюбленная из Ричмонд-Хилл
Шрифт:
Если и существует вопрос, особенно привлекающий внимание сельских джентльменов, так это вопрос, который пообещал затронуть почтенный Алдерман, заявил Ролле, ибо это немедленно затронет нашу церковь и государство. А посему едва достопочтенный Алдерман поставит данный вопрос перед парламентом и сядет на свое место, он, Ролле, наоборот, поднимется с места и потребует отказаться от обсуждения, поскольку делать этого явно не следует.
Шеридан заволновался. Вот он, удобный момент! Но где же Фокс? В столь важный момент Фокса в парламенте не оказалось. И тяжелое бремя ответственности целиком легло на
Как же быть?.. Надо выиграть время… Пусть Фокс сам ведет эту борьбу! В тот момент Шеридан решил, что единственным правильным ходом будет притвориться, будто он не понимает, к чему клонит Ролле.
Шеридан вскочил на ноги.
– Я не понимаю, – воскликнул он, – какое отношение имеет затронутый вопрос к церкви и государству? Цель запроса лишь избавить принца от финансовых затруднений.
И добавил, что, если запрос будет сделан, он выполнит свой долг.
Хитрый Питт моментально догадался, что Шеридан напуган, и не преминул этим воспользоваться. Он тоже поднялся с места.
– Я весьма опасаюсь, – сказал он, – что упорство моего достопочтенного коллеги вынудит меня принять после бесконечно долгих колебаний решение открыть уважаемым коллегам правду, которую в других обстоятельствах я считал бы себя обязанным скрывать.
Атмосфера в парламенте накалилась.
– Поэтому, как только запрос будет сделан, – продолжал Питт, – я готов выразить твердую решимость и категорически отказаться от его рассмотрения.
Шеридан мгновенно понял, что Питт совершил промах. Он заявил, что откажется от обсуждения вопроса, который вообще-то не следовало дебатировать. Это был непарламентский ход, и хотя Шеридан волновался за исход дела, все же он был достаточно политически грамотен, чтобы попробовать обескуражить противника, указав на его оплошность.
Только нужно, чтобы в нападках на Питта не ощущалось тревоги!
– Некоторые достопочтенные джентльмены высказывались в пользу неспешного рассмотрения данного дела, – сказал он, – однако мистер Питт воздвиг на их пути непреодолимую преграду. И нашей стране, и всей Европе может показаться, что принц сдался под натиском своих противников и ему нечего им возразить. Что подумал бы мир, видя подобное поведение? Он подумал бы, что принц избегает расследования и боится предстать перед своими обвинителями. Однако если угрозы мистера Питта рассчитаны именно на это, я надеюсь, их автор вскоре поймет, что он глубоко заблуждался и относительно чувств, и насчет поведения принца.
Парламент неистовствовал.
Шеридан старался скрыть тревогу. Ему было ясно, что теперь вопрос о женитьбе принца неизбежно будет поставлен.
Шеридан со всех ног помчался в Карлтон-хаус и подробно рассказал принцу о том, что случилось в парламенте.
– Надежды нет, – сказал Шеридан, – теперь вопрос о вашей женитьбе непременно будет обсуждаться в парламенте. И нам придется дать на него ответ.
Принц побелел от гнева, а затем покраснел от унижения.
– Ролле! – вскричал он. – Да кто он такой? Неотесанная деревенщина! Какое ему дело до моих отношений с женщинами? Почему он разевает свой дурацкий рот? Я прошу только о том, чтобы они уплатили за меня долги. При чем здесь другие вопросы? Это не их ума дело!
– Ваше
Принц умолк. Он прекрасно понимал, что будет поставлено на карту. Признаться, что он женат, равносильно катастрофе. Ведь Мария – католичка! Этого достаточно, чтобы положить конец династии Ганноверов. С какой стати Ганноверы должны править страной, если они запятнали себя связями с католиками? Это же единственная причина, по которой свергли Стюартов!
Наверное, никто еще не попадал в подобную переделку. Либо он должен отречься от жены, либо потерять корону!
Из головы не шли глупые слова баллады:
«Я от короны откажусь,Лишь бы назвать тебя моею».Но Мария и так была его! Он мог сохранить и Марию, и корону. И в глубине души понимал, что не намерен ни от чего отказываться… если это, конечно, возможно.
– Шерри! – воскликнул принц. – Ради бога, скажи, что мне делать?
Шеридан пристально глядел на принца. Было ясно, что он встревожен. Куда подевались его ирландское обаяние, привычка остроумно льстить? Казалось, он жестко спрашивал принца: «Да или нет?»
– Я надеюсь только на то, – наконец вымолвил он, – что вам удастся отречься от своей женитьбы. Иначе Ваше Высочество окажется в весьма опасном положении.
Принц не мог смотреть Шеридану в глаза. Он презирал себя. Ведь он поклялся стоять за Марию горой! Пообещал, что в случае необходимости они уедут за границу и будут там жить… что он на все ради нее готов! Но… корона! Какой прекрасной казалась она ему в этот момент! Принц представил себе, как он кочует из одной европейской страны в другую: частное лицо, своего рода изгой, насильственно лишенный королевского лоска. Кто тогда будет оплачивать его долги? И разве можно человеку, воспитанному так, как он… человеку, с колыбели усвоившему, что он будет королем Англии, отказаться от всего того, что принадлежит ему по праву?
Ну, а Мария… Так он же любит Марию! И всегда будет любить. Он считает ее женой и ведет себя с ней как с женой. Разве этого не достаточно?
«Да Мария сама не захотела бы от меня такой жертвы! – торжествующе сказал себе принц.
Вот и ответ! Мария ужасно расстроится, если он признается, что они женаты.
И все же он не мог отказаться от нее полностью.
– Шерри, – вкрадчиво молвил принц, – но разве я могу жениться на Марии? Закон не признает нашу женитьбу.
Шерри облегченно вздохнул. Принц нашел правильные слова.
Шерри, как и сам принц, не готов был говорить откровенно. Они не стали бы обсуждать, что церковь считает венчание законным браком, и даже если государство не признает его, по мнению церкви, мужчина и женщина, прошедшие обряд венчания, считаются мужем и женой.
Однако увиливать от прямого разговора легче. Лучше не касаться конкретных фактов. Слишком многое поставлено на карту.
– Шерри, – сказал принц, – надо предупредить Марию. Шеридан с ним согласился.
– Ты мой очень хороший друг. И прекрасно владеешь словом. Мы всегда это говорили, правда? Ты, мой милый Шерри сможешь все ей объяснить лучше меня.