Возлюбленный Луи
Шрифт:
– Я – король, – так же тихо сказал он.
– Вы должны слушаться, – прошипел месье де Виллеруа; он был явно раздражен.
Людовик бросил на него сердитый взгляд.
– Да ну тебя, – прошептал он. Людовик тут же почувствовал, как он устал и раздражен, но все же не сводил глаз с шапки архиепископа.
У него спросили, утверждает ли он герцога Орлеанского регентом короля. Людовик посмотрел на герцога де Виллеруа пустыми глазами.
– Отвечайте «да», – приказал ему тот. Людовик сжал губы и продолжал пристально
– Скажите «да», – требовала она. – Скажите громко, крикните… чтобы все услышали.
«Не скажу, – подумал Людовик. – Они не дали мне красную шапку, а я не скажу «да». Мадам де Вантадур с герцогом де Виллеруа продолжали убеждать его, а он смотрел на них своими красивыми темно-голубыми глазами, хлопал длинными ресницами и плотно сжимал губы. Людовик не собирался ничего говорить.
– Тогда снимайте вашу шапку, – сказала мадам де Вантадур.
Людовик улыбнулся. Он с удовольствием снял эту черную дрянь из крепа, впиваясь глазами в головной убор архиепископа.
– Король дал нам знак своего согласия, – сказал де Виллеруа, и собрание окончилось.
На улице толпился народ. Все хотели увидеть маленького короля.
На ступенях Сен Шапель главный казначей поднял Людовика на руки, и люди выкрикивали его имя.
Большинство из них казались уродливыми, совсем не нравились ему: слишком громко кричали, глазели на него и тянули руки…
– Ребенок устал, – сказала мадам де Вантадур. – Поехали.
Вскоре он уже сидел в карете вместе с мадам де Вантадур.
Людовик услышал пушечные выстрелы.
– Стреляют в Бастилии, так как вы король и народ любит вас, – объяснила мадам де Вантадур.
Людовик увидел птиц, выпущенных с четырех концов Парижа.
– Это означает возрождение свобод, – пояснила мадам де Вантадур.
– А что такое возрождение, матушка? А свобода? – спросил Людовик.
– Это значит, что они рады, что вы их король.
– Куда мы едем? – спросил Людовик.
– В Венсенн, – ответила мадам де Вантадур. – Там мы снова станем самими собою.
– Хотя я и король?
– Хотя вы и король, вы пока все еще маленький мальчик. В Венсенне мы будем играть в наши любимые игры и вместе делать уроки. Какое-то время можете забыть о шапочках из крепа и бархатных подушках.
– Здорово, – облегченно сказал Людовик. Потом он засмеялся. Оказалось, что быть королем совсем не так плохо, как он думал раньше.
Глава 2
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ
Был поздний сентябрьский вечер. Со времени кончины Людовика XIV прошло уже более года. Мать Филиппа Орлеанского, пожилая придворная дама, прибыла в королевский дворец встретиться с сыном.
Герцог Орлеанский не мог пожаловаться на жизнь. Он часто навещал своего маленького племянника и уверял, что в данный момент мадам
Мать крепко обняла сына, и Филипп отпустил сопровождающих, чтобы они могли остаться наедине. Тогда он с любовью посмотрел на нее и сказал:
– Вы хотите пожаловаться на своего несносного ребенка, мадам, не так ли?
– Мой дорогой Филипп, – засмеялась она, – ваша репутация с каждым днем становится все хуже и хуже.
– Я знаю, – охотно подтвердил он.
– Мой дорогой, это сходило вам с рук, пока вы были просто герцогом Орлеанским. Но сейчас, когда вы имеете честь быть регентом короля Франции, не считаете ли вы, что стоит изменить привычки?
– Слишком поздно, матушка. Я слишком закостнел в пороках.
– Так ли необходимо давать званый обед в королевском дворце каждый вечер, а костюмированный бал – раз в неделю?
– Это необходимо для моего удовольствия и удовольствия моих друзей.
– Вас считают бандой распутников.
– Так оно и есть.
Мадам покачала головой. Неодобрение в ее взгляде не могло скрыть огромной любви, которую она питала к сыну. Бессмысленно было делать недовольный вид. Мадам знала, что на самом деле ее сын вовсе не такой испорченный, каким пытается казаться. Герцог был нежным сыном, и их ежедневные встречи для него были необходимы. Любая мать гордилась бы таким сыном, а любая женщина восхищалась бы им. Весельчак и острослов – он смешил ее так, как никто. Его действительно заботила судьба страны, и он делал все возможное, чтобы улучшить ее положение. Филиппа воспитали дебоширом, отец выбрал сыну в наставники Дюбуа, Дюбуа стал настоящим злым гением ее сына. Еще ребенком он познакомил Филиппа со всеми прелестями разврата и привил ему вкус к такой жизни. Она знала это, но у ее сына было любящее сердце.
– Тем не менее, мой дорогой, – сказала мадам, – пора бы и меру знать.
– Но, матушка… мера и я – понятия несовместимые, особенно в том, что вы называете моралью.
– У тебя слишком много любовниц. Герцог щелкнул пальцами:
– А какое кому дело, пока я соблюдаю свой главный принцип: не позволяю им вмешиваться в политику.
– Что ж, хорошо, – ответила она. – Но как же твоя дочь?
Филипп посмотрел на нее чуть ли не в бешенстве.
– А что моя дочь? – воскликнул он.
– Посмотри правде в глаза, – сказала мадам. – Говорят, что ты регулярно посещаешь герцогиню Беррийскую и что твоя любовь к ней далеко не отцовская.
– Мой бог! – проворчал Филипп. – Неужели мне могут запретить любить свою дочь?
– Не такому человеку, как ты, не такую дочь и любить, но не так!
Филипп на минуту замер, затем совладал со своим гневом и, обняв ее за плечи, проникновенно сказал: