Возмездие Эвелит (сборник)
Шрифт:
— Разве у вас нет небольших ферм? — спросил Лангли.
— О Космос, конечно нет! — Чантавар выглядел удивленным. — На центаврийских планетах они есть, но я нахожу, что трудно придумать систему более неэффективную, чем эта. Многие из наших продуктов синтезируются, остальное выращивается на министерских землях. Шахты, заводы, земля — практически все — принадлежат какому-нибудь министру. Таким образом мы обеспечиваем и себя, и простолюдинов, а живущие вне Солнечной системы должны платить налоги. Здесь человек обладает тем, что заслужил. Общественные организации, такие как вооруженные силы, финансируются промышленностью, принадлежащей «Технону».
— А чем же заняты простолюдины?
— У них есть работа, в основном в городах, лишь у немногих — на земле. Некоторые работают на себя, например люди искусства, врачи или кто-то в этом духе. Сюда, здесь вам должно быть интересно.
Это
Лангли обнаружил, что насвистывает себе под нос, как бы подбадривая самого себя. Чантавар навострил уши.
— Что это? — полюбопытствовал он.
— Финал Девятой симфонии — Freude, sh"one G"otterfunken [8] — никогда не слыхали?
— Нет. — На широком, скуластом лице его появилось странное мечтательное выражение. — Как жаль. Мне это понравилось.
Они заглянули на ланч в ресторан, расположенный на террасе, где роботы обслуживали аристократическую публику с чопорными манерами и в праздничных одеждах. Передернув плечами, Чантавар расплатился по счету.
8
«Возрадуйся свету искры Божьей» (нем.) — название финала Девятой симфонии Бетховена.
— Ненавижу класть деньги в кошелек министра Агаца — он охоч по мою душу, — но вы должны признать, шеф-повар у него отличный.
Охрана не ела: люди были приучены к редким трапезам и неутомимой бдительности.
— Здесь, на верхних уровнях, есть на что посмотреть, — сказал Чантавар. Он кивнул на прерывисто светящуюся вывеску над домом для развлечений. — Но все, в основном, похожи друг на друга. Давайте для разнообразия спустимся вниз.
Гравишахта сбросила их на две тысячи футов, и они ступили в другой мир.
Здесь не было солнца, не было неба. Металлические стены и потолок, пружинистые полы, однообразие и монотонность прямых линий. Воздух был достаточно свежим, но он пульсировал и звенел от нескончаемого шума, который создавали вздохи насосов, стук и вибрация, — размеренного глубинного биения огромной машины, являвшейся сердцем города. Коридоры-улицы, заполненные неутомимыми толпами, жили движением и гомоном.
Итак, это были простолюдины. Лангли на мгновение задержался у выхода из шахты, наблюдая за ними. Он не знал, чего ожидал — возможно, одетых в серое зомби, — но был несказанно удивлен. Беспорядочная масса напомнила ему города, которые он видел в Азии.
Одежда представляла собой дешевую разновидность министерской: туники у мужчин, длинные платья у женщин. Эта униформа, похоже, разделялась по цвету — она была зеленой, синей и красной и выглядела очень поношенной. Головы мужчин были обриты наголо, лица отражали ту смесь различных рас, от которых произошел на Земле человек; невероятное количество голых детишек играло прямо под ногами толпы; сегрегация полов, которой жестко придерживались на верхних уровнях, здесь отсутствовала.
Киоск, выступающий прямо из стены, был полон дешевой посуды, и женщина с ребенком на руках торговалась с хозяином. Здоровенный почти обнаженный носильщик взмок под грузом запчастей к какой-то машине; двое молодых людей, расположившись посреди улицы, играли в кости. Прямо на пороге таверны с мечтательным видом сидел старикан со стаканом в руках. Несколько зевак наблюдали за неуклюжей дракой двух мужчин, один был в красном, другой — в зеленом. Женщина — явно проститутка договаривалась с клиентом, у которого был вид слабоумного. Стройный торговец с живым лицом — Чантавар сказал, что он с Ганимеда, — вел тихую беседу с толстым местным покупателем. Сопровождаемый двумя слугами,
Чантавар предложил сигареты, закурил сам и пошел вперед вслед за двумя охранниками. Люди, почтительно раскланиваясь, уступали дорогу, а потом снова принимались за свои дела.
— Придется идти пешком, — сказал министр. — Внизу нет движущихся дорожек.
— Что означает униформа? — спросил Блаустайн.
— Различные профессии — слесарь, поставщик продуктов и так далее. У них высокоорганизованная система гильдий, несколько лет они ходят в подмастерьях. Но, ко всему прочему, между гильдиями идет острое соперничество. До тех пор, пока простолюдины выполняют свою работу и ведут себя спокойно, мы предоставляем их самим себе. Полицейские-рабы — городская собственность — наводят порядок, если возникают серьезные осложнения. — Чантавар указал на крепко сложенного мужчину в стальном шлеме. — То, что здесь происходит, не играет большой роли. У них нет оружия и знаний, чтобы реально чему-то угрожать. Их обучение лишь подчеркивает, каким образом они должны вписаться в базовую систему.
— А это кто такой? — Мацумото указал на человека в облегающей тело одежде багрового цвета и с ножом, заткнутым за пояс. Он плавно скользил между людьми, которые вовсе не были склонны преграждать ему путь.
— Из гильдии наемных убийц, хотя в основном они занимаются избиениями и грабежами. Им не разрешается носить огнестрельное оружие, поэтому они относительно безопасны и отвлекают остальных.
— Вы имеете в виду разделяют, — уточнил Лангли.
Чантавар развел руками.
— А что же драть? Равенство здесь невозможно. Установить его пробовали снова и снова, на протяжении всей истории, давали каждому голос, но всякий раз затея проваливалась — без исключения, в течение нескольких поколений. И чем хуже были политики, тем быстрее это происходило. Ибо, по определению, у половины людей интеллект ниже среднего уровня, а средний не так уж и высок. Да и нельзя распускать эти толпы по планете — Земля и так перенаселена.
— Это вопрос культуры, — сказал Лангли. — Я знаю много стран, существовавших в мое время, которые начинали с прелестных конституций и очень скоро приходили к диктатуре, но все это происходило из-за отсутствия предыстории и традиций. А в некоторых, вроде Великобритании, демократия работала веками, потому что у них было общество, которое… ну, в общем, у них присутствовал здравый смысл.
— Мой друг, невозможно полностью переделать цивилизацию, — улыбнулся Чантавар, — а занимаясь реформаторством, приходится пользоваться тем материалом, который есть в наличии. Основатели Техната это знали. Слишком поздно, всегда было слишком поздно что-то делать. Оглянитесь вокруг — думаете, эти обезьяны способны решать вопросы общества? — Он вздохнул. — Почитайте собственную историю и посмотрите фактам в глаза: война, нищета и тирания — вот естественное состояние Человека; так называемые «золотые века» — всего лишь причуды все той же истории, которые очень быстро терпели крах, ибо не устраивали существо, вышедшее из пещер каких-то триста поколений назад. Жизнь слишком коротка, чтобы потратить ее на попытки изменить законы природы. Безжалостное применение силы — вот ее закон.
Лангли решил прекратить спор и превратился в туриста. Ему было интересно посмотреть на заводы, где люди, словно муравьи, суетились вокруг металлических гигантов, которые они сами построили; школы, где за несколько лет, включая обучение под гипнозом, получали основополагающие знания; темные, прокуренные до хрипа в легких таверны; дома с перенаселенными маленькими квартирами и умеренным комфортом (стереовизоры с относительно глупыми, но бодрыми шоу); а вот подразумевающая терпимость жизнь семьи, немыслимая без храма, где раскачивающаяся толпа воспевала хвалу Отцу, вообще напомнила ему митинги под открытым небом, происходившие в его время; небольшие магазинчики вдоль улиц последнее пристанище изделий ремесленников и удивительно прекрасных произведений народного искусства; рынок, заполнивший гигантский открытый круг с непрекращающимся женским гомоном… Да, здесь было на что посмотреть.