Возмездие (изд.1972)
Шрифт:
Она была убеждена, что подчеркнутое недоверие к новичку со стороны Абста и его помощников не больше чем маневр, рассчитанный на то, чтобы усыпить ее бдительность. Подозрения укрепились, когда Вальтер, принесший ей обед, обронил несколько слов о Рейнхельте: он-де попал в грот случайно, приплыв с какого-то торпедированного транспорта.
Итак, Рейнхельт — провокатор. Она поверит ему, раскроется, и тогда…
Но вот человек этот вынул руку из кармана, разжал кулак — и на ладони у него оказалась
А может, Абст уже знает о них?
Ришер смотрит в глаза Карцову, смотрит долго, пристально. Он выдерживает ее взгляд. Он сидит, положив на колени сильные руки. У него открытое лицо, высокий лоб. Лицо молодое, а вьющиеся волосы будто присыпаны пудрой. Неужели это единомышленник Абста, провокатор?
Но какую цель преследуют фашисты, если они обнаружили ее тайник, проявили пленку, ознакомились с записями? Зачем ее лечат? Почему оставили на свободе, не уничтожили? Ведь им уже все ясно.
Ришер вспоминает слова Вальтера о новом враче. А вдруг Вальтер не солгал и Рейнхельт действительно посторонний человек, которого Абст использует до той поры, пока она не поправится?
Карцов понимает ее состояние, терпеливо ждет. Вот он чуть шевельнулся на своем табурете, вздохнул.
— Конечно, — говорит он, — по всем правилам и законам конспирации нам надо присматриваться друг к другу в течение многих недель, быть может, месяцев. Только потом можно рискнуть… Я это сознаю. Но у нас нет времени. Я сделал первый шаг. Теперь ваша очередь. Будьте же откровенны! Кто вы такая? Разведчица?
Ришер чуть качнула головой.
— Нет? — Карцов растерянно трет ладонью лоб. — А как же камера? Ведь вы производили съемку, и я убежден — тайную! Вы делали это на собственный страх и риск? Зачем? Кому может понадобиться ваша пленка?
— Немцам.
— Немцам, сказали вы? Но каким немцам? Погодите, погодите, уж не хотите ли вы уверить меня…
Ришер приподнимает руку.
— Запомните, — медленно говорит она, — запомните, Рейнхельт: я ни в чем не хочу вас уверить.
Карцов смолкает.
— Дайте мне сигарету, — просит Ришер. — Спасибо. — Она берет сигарету, зажигает ее. — Скажите, Рейнхельт, вы давно из Германии?
Они встречаются взглядами, и Карцов чувствует, что не сможет солгать.
— Марта, — говорит он, — вы должны знать: я никогда не был в Германии. Я вовсе не немец…
Он рассказывает о себе.
Закончив, глядит на лежащую в кровати больную, беспомощную женщину.
У нее закрыты глаза, капельки пота на лбу.
— Знаете, я будто сбросил тяжелый груз. Сейчас
— Нет, — шепчет Ришер, — нет, не могу…
— Неправда! В тот раз я солгал Абсту о появившихся рефлексах у вас в ногах. А сегодня я их нащупал! Они еще очень слабы, и я не хотел говорить. Но, клянусь вам, еще немного — и я буду учить вас ходить!
Ришер рывком садится в кровати.
— Да поймите же, — кричит она, — поймите же наконец: я встану на ноги, и он убьет вас!
Пауза. Она медленно опускается на подушки.
Ключ поворачивается в замке. Входит Абст.
Он видит: больная неподвижна в кровати, в стороне, у столика с медикаментами, возится врач.
— Закончили, Рейнхельт?
— Давно, шеф.
— Итак, Марта, их привезли, — говорит Абст, когда дверь затворилась за Карцовым. — Доставили всех пятерых!
— Итальянцы?
— Да, во главе с Джорджо Пелла. Как ждал я этих людей!
— Рада за вас.
Ришер тянется за сигаретами, но руки ее дрожат, пачка падает, и сигареты рассыпаются по полу. Абст подбирает сигареты, подает женщине, протягивает и зажигалку.
— Вы нервничаете, Марта. Почему?
— Причин много: валяюсь в кровати, когда вокруг столько дел. Будете оперировать итальянцев? Или приручите, как Глюка и Вальтера?
— Непременно оперировать! Впрочем, не всех. Одного, во всяком случае, трогать нельзя.
— Того, чье имя вы назвали?
— Да. Он нужен для весьма сложных дел.
— Понимаю. Спуск к «Випере»?
— Не только, — говорит Абст. — У меня большие планы относительно использования этого человека. Вот его мы и приручим. Могу сказать: я уже начал… — Он задумывается: — Сложный характер у этого лейтенанта: своеволен, строптив. Но я добьюсь своего!
— Я все думаю о предстоящих операциях. — Ришер приподнимается на локтях, заглядывает Абсту в глаза. — Вам будет трудно одному. Быть может, подождете, пока я встану на ноги? Вдвоем было бы куда легче, шеф!
— Ни минуты промедления! Итальянцы очень опасны. Я дал им снадобье. Оно будет действовать часа три. Может, и меньше. А потом — снова консервы с начинкой? Снова на три часа? А вы, быть может, пролежите еще десять — пятнадцать дней… Нет, нег, немедленная операция! Она успокаивает более надежно. Мне хватит хлопот с одним их вожаком: он уже бросался на меня со скованными руками.
— Еще вопрос, шеф. Вы решили, что к затонувшей лодке спустится итальянец… Ну, а наш новый врач? Он останется и будет помогать мне?