Возмездие королевы Виктории
Шрифт:
Почему-то комната убедила Тони. Она напомнила ему о полковнике и торговце табаком в Глазго, существенно укрепив его решимость.
– Правильно. Поехали, пока я еще крепок духом.
– Ты удивительный человек, Тони Хоукин, - совершенно искренне проговорила Эстер, обнимая его за плечи своими изящными руками и запечатлевая теплый, долгий поцелуй на его изумленных устах.
– Очень жаль, что ты не еврей, - шепнула она ему на ухо, легонько прикусив мочку.
– Я собрат по оружию, - отозвался Тони, с энтузиазмом возвращая поцелуй.
– Я всего лишь американский индейский фэбээровец, подпольно работавший на Израиль в Мексике.
– Тс-с-с, - прижала она палец к его губам.
– Эта информация все еще засекречена, и я не хочу ничего об этом знать.
– Вы двое закончили?
–
– Туземцы внизу беспокоятся.
– Тащи их сюда и запри. Мы должны повидать дядюшку Тома.
Источающих угрюмых взглядов и ворчливых жалоб террористов заперли в комнате полковника для забав. Жасмин протестовала против заточения в компании такого количества мужчин, и Эстер одарила ее понимающим взглядоа, говорившем кромче слов. Дверь оказалась в самом деле звуконепроницаемой, запиралась на мощные засовы, так что, обеспечив тылы, еврейско-апатчский экспедиционный корпус убрал оружие в портфели и хозяйственные сумки и удалился даже тише, чем вошел.
– Мы тоже поедем "Фольксвагеном", - сообщил Инон (Исайя?), показывая ключи.
– Я конфисковал их у вашего друга Хорхе.
– Но этот транспорт взят в прокат, - по какой-то неведомой причине запротестовал Тони.
– Тогда им придется заплатить за дополнительный пробег, - с несокрушимой женской логикой возразила Эстер, и они забрались в автобус. С точки зрения Тони поездка прошла уж чересчур быстро. Час пик уже прошел, и они смогли пересечь Темзу по мосту с башенками совершенно без помех. После этого дорога повела на восток, Эстер показывала все достопримечательности, пока автобус не затормозил перед большим зеленым сквером, плотно окруженным зданиями.
– Пламстед-Комон, - объявила Эстер.
– Ломбард с другой стороны.
– А это что?
– спросил Тони, указывая на озаренные желтым светом окна с красочным гербом над ними.
– Паб, как ты, наверное, догадываешься.
– Я догадываюсь. Я намереваюсь пригласить тебя туда на стаканчик, пока твое войско займет позицию, а потом ты проводишь меня до двери и скроешься. По рукам?
– Ты весьма отважен. По рукам.
Дверь легко распахнулась от толчка ладони, открыв взорам помещение с низким потолком, заполненное гулом голосов, крепким табачным дымом, заставившим Тони тут же закашляться, и забитое людьми, сидящими чуть ли не плечом к плечу. Но за крохотными столиками на периферии обнаружилось несколько женщин, по большей части уже не первой молодости; все они были заняты оживленными беседами, но в целом в заведении доминировали мужчины, единообразно одетые в бурые дождевики, покрытые одинаково расположенными пятнами, и поношенные кепки, надвинутые на самые глаза или заломленные на затылок. Ведя Эстер за руку, Тони протолкнулся через толпу и сумел прорваться к деревянной стойке, где, ухватившись за ее округлый край, изо всех сил старался привлечь внимание одного из хлопотливых барменов. Оба мускулистых бармена в белых рубашках трудолюбиво давили на рукоятку пивных кранов, отправляя клиентам неиссякаемый поток полных бокалов. Один из них наконец заметил яростно махавшего Тони: наверное, устал качать пиво, хотя такое казалось и невозможным, и подошел к посетителям с мокрой тряпкой, при помощи которой развез по стойке пивные лужи, слившиеся в озерцо, покрывающее все стойку.
– Дгрхм?
– сказал он, или что-то вроде того; Тони решил считать, что он готов к услугам; громкий гул голосов делал беседу почти невозможной.
– Мы бы хотели заказать что-нибудь выпить. Чего ты хочешь, Эстер?
– Джинтоник, - громко сказала она, и бармен кивнул.
– Виски. Большое виски. Я имею в виду два больших виски в одном стакане.
– Голландская доблесть?
– небрежно прокричала Эстер. Тони продемонстрировал зубы в конвульсивной ухмылке.
– Нет, просто желание хорошенько выпить, потому что у меня уже давненько во рту не было ни капли, а в следующий раз такая возможность представиться очень нескоро.
– Извини, на самом деле я хотела просто пошутить. Наверно, после этого ужасного
– Меня тоже. Мне не следовало срываться. Для секретного агента в тебя чересчур легко влюбиться.
– Что? Я не слышала, шумно.
– Я сказал шалом. Разве не это вы говорите? Я так и не узнал до сих пор, что это означает.
– Это означает мир. Как трубка мира.
– Я выпью за это.
Они выпили, и бокалы опустели чересчур быстро, после чего они снова оказались на выстуженной улице, еще более охлажденной назойливым моросящим дождем, прошелестевшим над дальними трубами и мягко прокатившимся к ним по траве. На следующем углу обнаружилось заведение со стеклянными витринами, выставлявшими на обозрение самые невероятные предметы, проглядывавшие сквозь крепкие жалюзи и пыльные стекла.
– Здесь, - известила Эстер.
– Вроде бы закрыто.
– Конечно, закрыто, - ответил Тони, остывший под дождем и донимаемый приступами усталости, - но он, по-видимому, живет над магазином. Колоти в дверь, пока он не откликнется. Я уверен, что он делает большую часть своего теневого бизнеса в сумерках.
Эстер скользнула прочь. Глубоко вздохнув, Тони шагнул вперед, приблизился к темному входу и тихонько постучал. Дверь тотчас же распахнулась, и кто-то шипел на него, пока он не вошел. Загорелся приглушенный свет.
– Вы не Стенли. Кто вы?
– Нас не подслушают?
– с сильным кубинским акцентом прошептал Тони, подозрительно озираясь. Они находились в полутемном торговом зале, забитым хламом и невостребованными обломками бесчисленного множества семейств. Под ногами звенели подставки для дров и гнутые кочерги, кушетка вываливала свою набивку на крикливые репродукции скверных полотен в облупившихся рамах. Набор побитых клюшек для гольфа, половина наверняка отсутствовала, лежал на крышке расстроенного пианино рядом в парой покоробившихся гитар. Неисчеслимое множество внушающих уныние предметов исчезало во мраке наверху и со всех других сторон, милосердно укрытое мраком. Каким бы бизнесом тут ни занимались, но уж наверняка не торговлей этими невостребованными отбросами. Владелец ломбарда выглядел таким же невостребованным, как и его товары - седовласый, сморщенный старикашка неопределенного возраста; кожа крупными складками болталась на его костлявой фигуре, как будто снятая с чужого плеча и принесенная в ломбард в числе прочих товаров. Брюки с пузырями на коленях, жилет болтается на плечах, как на вешалке, прикрывая невероятно смятую рубашку, очки в стальной оправе держатся на самом кончике острого носа; при таком потрепанном и жалком облике он просто обязан был быть невероятно богатым.
– Послушайте, кто вы? Говорите или выметайтесь.
– Я ищу дядюшку Тома.
– Что ж, вы его нашли. Мы работаем с девяти до пяти, в более поздние часы по предварительному уговору, а теперь выкладывайте.
– Но я здесь по уговору насчет dinero [45] , кое-чего зеленого и шуршащего, по приказу одного полковника, который останется безымянным, если вы не захотите узнать его имя.
Эта новость слегка ошарашила дядюшку Тома, он все еще хранил безмолвие и неподвижность, только глаза по-птичьи окидывали фигуру Тони взглядом с головы до ног, да двигался один указательный палец, почесывая бок - видимо, сгоняя с места какого-то нежелательного сожителя. Но прежде чем он успел придти к какому-либо заключению, раздался едва слышный стук в дверь.
45
Деньги (исп.).
– Вон в тот угол, и держи пасть на замке.
– Дядюшка Том поспешил ко входу, а Тони устроился в неудобном кресле, набитом конским волосом, со сломанной пружиной, пробивавшейся вверх в надежде сделать кому-нибудь внутримышечный укол. Дверь открылась и быстро закрылась, и под кругом света из-под абажура появился небольшой человечек со свертком. Дядюшка Том подозрительно осмотрел его, после чего они переговорили, просторечно глотая слоги и употребляя необычные дифтонги.
– У тя?
– Арр. Первый класс, пятерка миниум.