Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем?
Шрифт:
Между тем весьма значительная часть сотрудников силовых структур (по крайней мере, низшего звена) имеет лишь ограниченный доступ к «административному ресурсу» и, как это ни парадоксально, в большинстве сфер повседневной жизни весьма близка по своим реальным возможностям и правам к обычным гражданам. Поэтому она, как и обычные граждане России, испытывает существенные и нарастающие неудобства от разложения государства и, в частности, от коррупционного перерождения силовых структур, – усугубленные еще и разочарованием от невозможности использовать в своих интересах принадлежность к вроде бы привилегированной касте.
Существенно и то, что в силовых структурах весьма
Это парадоксальное сочетание имеет внятное психологическое объяснение, общее для представителей «силовой олигархии» при всей их бросающейся в глаза разнородности: замещая собой государство (и формально, и реально – их корыстные позывы и образуют в совокупности основную часть государственной политики), они поневоле частично ассоциируют себя с ним.
В самом деле, одни сотрудники «силовой олигархии» рассматривают свою повседневную деятельность как вынужденное «приспособление к общей подлости». Для других она представляет собой неизбежную плату за «возможность творить добро» при помощи полномочий, предоставляемых должностью (хотя таких становится все меньше, и с середины 2004 года по конец 2005-го эти романтики были практически вытеснены со всех сколь-нибудь значимых позиций). Третьи утешают себя тем, что при всех своих недостатках они все же лучше большинства чиновников, и без их относительной добросовестности (в случае их добровольной или вынужденной отставки) рухнет вся российская государственность.
Есть, наконец, и такие, которые путем неведомых интеллектуальных усилий умудрились убедить себя в том, что повседневная деятельность «силовой олигархии» направлена не на ее личное обогащение, да еще и за счет разрушения своей страны, но исключительно на благо последней. Еще в начале 2004 года указанная категория составляла, по некоторым включенным наблюдениям, около половины членов «силовой олигархии», однако уже к середине 2005 года она практически сошла на нет. Причина этого быстрого структурного изменения представляется самоочевидной: сама практика работы весьма эффективно и интенсивно излечила разумную часть членов силовой олигархии от заблуждений, навеянных официальной пропагандой. Прекраснодушествующие же идиоты с неизбежностью проиграли внутриолигархическую конкуренцию за ресурсы и влияние своим более расчетливым, хладнокровным и циничным соратникам и были оттеснены на периферию государственной системы либо вовсе выброшены за ее пределы.
Так или иначе, «силовая олигархия», формально замещая собой принципиально значимую часть государственного аппарата, действительно испытывает не показную и не пропагандистскую, но искреннюю любовь к Родине – и демократической общественности, как бы она ни негодовала против этого объективного факта, придется смириться с ним. Представляется, что это тот самый случай, когда форма в полном соответствии с диалектическими закономерностями оказывает на содержание существенное, хотя и безусловно второстепенное влияние.
Вместе с тем нельзя не заметить того, что, искренне любя Родину «в свободное от работы время» и неутомимо уничтожая ее в ходе своей повседневной профессиональной деятельности, представители
Принципиально важно понимать, что многие из них действительно негодуют по поводу «проданных операций» в Чечне, самой чеченской войны, в значительной степени являющейся противоестественным многосторонним «бизнесом на крови», а также самоубийственной для России безумной северокавказской политики правящей бюрократии в целом и многих других проявлений чудовищной сущности сложившегося в нашей стране политического режима.
Современное российское общество уже перешагнуло рубеж, за которым превращение системной и почти повсеместной коррупции в основу государственной политики «достало» (выражаясь живым великорусским языком) даже и самих коррупционеров.
Существенно и то, что многие сотрудники силовых структур являются внутренне честными и искренними людьми. Наиболее чуткие из них болезненно ощущают противоестественность своего личного благополучия в распадающейся стране, погибающей в нарастающей национальной катастрофе. Крайне трудно примириться им и с неизбежным понимаем того, что свое личное благополучие они в значительной степени обеспечивают за счет усугубления несчастий своей Родины и в конечном итоге – за счет ее дальнейшего разрушения.
При этом, чем меньше сотрудники силовых структур вовлечены в силовой рэкет и коррупцию, чем больше они склонны заниматься исполнением своих служебных обязанностей, а не грабежом бизнеса и населения, тем меньше у них поводов для названного внутреннего противоречия. Чем они честнее, тем более полно испытывают они раздражение и недовольство в связи с последовательно антигосударственной политикой правящей бюрократии, претворяемой в жизнь с поистине убийственной последовательностью и эффективностью.
Эти чувства усиливаются многими конкретными обстоятельствами, среди которых следует прежде всего выделить неизбежную, объективно обусловленную многонациональностью страны многонациональность и многоконфессиональность состава ее силовых структур. Их сотрудники неизбежно болезненно воспринимают свою беззащитность перед лицом роста этнической преступности (в том числе этнической коррупции, скупающей должности, по всей вероятности, и в самих этих структурах). Остро реагируют они и на рост националистических настроений в обществе, в значительной степени разжигаемых правящей бюрократией (а возможно, и руководством некоторых силовых структур) в целях вульгарного политического самосохранения.
Яркой иллюстрацией остроты межнациональной проблемы для работников российских силовых структур представляются многочисленные и ставшие уже обыденными случаи притеснения (не говоря уже об избиениях и задержаниях) московскими милиционерами даже широко известных и уважаемых добросовестных сотрудников этих структур – вплоть до Героев России.
Особая «головная боль» сотрудников силовых структур, по интенсивности уступающая, вероятно, только чеченской войне и межнациональным отношениям, – последовательная сдача геополитических позиций России. Превращение МИДа и российской дипломатии в целом в «похоронную команду», обслуживающую удачливые бригады западных внешнеполитических «киллеров», утрата остатков политического влияния не только в «дальнем зарубежье», но и на собственном «заднем дворе» – в постсоветском пространстве – оказывается психологически невыносимым для людей, «по должности» вынужденных считать себя активными патриотами и часто действительно являющихся ими.