Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем?
Шрифт:
Насколько можно понять в настоящее время, почти четверть века назад Андропов, при всех своих безусловных недостатках, ясно видел как необходимость модернизации централизованно планируемой советской экономики, так и принципиальную невозможность осуществления этой модернизации на основе унаследованного от брежневской эпохи корпуса заскорузлых управленцев. Для решения этой задачи он начал формирование качественно новой команды специалистов, которые должны были хорошо знать опыт и реалии развитых стран Запада и под жестким контролем «компетентных органов» осуществить в Советском Союзе необходимые преобразования.
Излишне напоминать, что Андропов успел лишь начать этот проект; после его смерти он, как и многие другие, был прочно забыт, но не умер, а продолжался
Говоря о распаде Советского Союза, не стоит забывать и о колоссальной роли, сыгранной в этом процессе его собственными спецслужбами, которые стремились освободиться из-под контроля ЦК КПСС при помощи формирования демократического движения, в том числе и националистического характера. Насколько можно понять, предполагалось, что демократы всех мастей, дестабилизировав общественно-политическую ситуацию в стране, либо разрушат власть ЦК КПСС, либо, по крайней мере, полностью дискредитируют ее в глазах общества. После этого спецслужбы как единственная сила, способная «навести порядок», выйдут на авансцену политики и явно или тайно, но возьмут управление страной в свои руки.
Эта комбинация потерпела сокрушительное поражение не только благодаря глубочайшему разложению самих спецслужб, [55] но и в результате быстрого выхода демократического движения из-под их контроля и началу его самостоятельного развития, а также его частичного (в первую очередь это касалось националистических движений) перехода под контроль Запада. Таким образом, провокация спецслужб способствовала обретению демократическим движением самостоятельности, его переходу к деятельности на основе собственных интересов и побуждений и в конечном итоге – приходу его к власти в России и всех остальных республиках Советского Союза, за исключением среднеазиатских.
55
Разложение советских спецслужб ярчайшим образом проявилось в ходе путча ГКЧП 19 августа 1991 года. Нелишне напомнить, что КГБ СССР начал проводить самоубийственную политику невмешательства лишь после того, как выяснилась полная профессиональная несостоятельность (а следовательно, и бесперспективность) организаторов переворота: в частности, они не озаботились даже изоляцией лидеров демократического движения, в результате чего последние после понятного замешательства смогли прибыть к Белому дому и организовать видимость сопротивления, которой оказалось достаточно для победы.
Воистину, свобода слова никогда не будет оценена в нашей стране больше, чем в дни ГКЧП: его члены устроили государственный переворот и взяли власть с единственной видимой целью – устроить пресс-конференцию!
Разумеется, это ни в коей мере не означает, что демократическое движение было целиком или хотя бы в основе своей марионеточным. Напротив, оно даже в самые трудные для себя времена опиралось на сильные и искренние чувства и стремления десятков миллионов людей по всей стране. Речь идет лишь о том, что в результате операции советских спецслужб, затем вышедшей из-под их контроля, демократическое движение было искусственно усилено и поддержано настолько, что задолго до достижения политической зрелости получило, а потом и смогло воспользоваться реальными шансами на политическую победу и завоевание власти, к использованию которой на благо общества оно было заведомо не готово.
Именно в этом заключается фундаментальная
Таким образом, управление при помощи спецопераций, по инерции и традиции практикуемое нынешним руководством нашей страны, отнюдь не является для нее чем-то принципиально новым. Скорее, это элемент его общей стратегии, направленной на реализацию синтеза рыночных механизмов и структур, характерных для Советского Союза. В самой этой идее нет ничего плохого, и ее реализация могла бы быть полезной, если бы не осуществлялась разлагающейся правящей бюрократией по принципу минимизации усилий, из-за которого синтез неминуемо оказался порочным, объединяющим отнюдь не лучшие, а наихудшие черты двух систем.
От рыночной экономики была взята хаотичность, обогащение немногих за счет разрушения жизни большинства, безответственность государства, принципиальный отказ от развития системы социального обеспечения как инструмента создания человеческого капитала и от развития общественной инфраструктуры как инструмента создания капитала производственного.
От централизованно планируемой системы были взяты гипертрофированная роль государства, подавление всей и всяческой инициативы, всевластие спецслужб (при этом еще и некомпетентных) и, в частности, государственное управление при помощи заведомо не подходящего для его стратегических целей инструмента – специальных операций.
Существенно, что неотъемлемым, а зачастую и основным инструментом спецопераций являются провокации. Соответственно, управление при помощи указанных операций при более детальном, углубленном рассмотрении в значительной степени представляет собой управление при помощи разнообразных, но, как правило, глубоко аморальных и разрушительных провокаций. Пораженный этой болезнью государственный аппарат отторгает от себя как заведомо чужеродные элементы не только творцов, но и добросовестных исполнителей, замещая их профессиональными (или, вследствие своего разложения, не очень профессиональными) провокаторами.
Потенциальные организаторы и возможные мотивы провокаций
Принципиально важно, что государство оказывает колоссальное воспитательное воздействие на все общество и всех без исключения субъектов политического процесса, которые частью поневоле начинают подражать ему, а частью вынуждены действовать по нормам и правилам, создаваемым им, в том числе и неосознанно, при помощи создания тех или иных прецедентов. Хочет того государство или нет, оно является тем самым командиром, любой жест и поступок которого воспринимается его подчиненными как руководство к действию – по принципу «делай как я!». Непонимание этого аспекта деятельности государства (и даже недостаточное его понимание) служит, как представляется, исчерпывающим доказательством профессиональной непригодности практически любого государственного руководителя.
Поэтому после того, как провокации разной направленности, масштаба и изощренности становятся нормой и основным содержанием государственной политики, они весьма быстро приобретают аналогичное значение и во всей общественно-политической жизни как таковой. Последняя в результате этого извращения начинает напоминать вальс, в котором партнерша остается неуверенной в искренности отношения к себе своего кавалера до тех пор, пока он не уронит ее или, по крайней мере, не отдавит ей ногу.
Как ни печально, описанная ситуация в полной мере характерна и для современной России, хотя безусловными лидерами по использованию провокаций в политической сфере, насколько можно понять, остаются представители правящей бюрократии. Соответственно, именно их усилия и станут, по всей вероятности, основным фактором дестабилизации общественной жизни нашей страны.