Возмездие. Никогда не поздно
Шрифт:
– Когда-нибудь я убью эту мразь! Я ему глаза вилкой выколю! Я его живым закопаю! Я… компьютер его разобью!
– Ну, чего ты распалился? Лучше послушай, с кем я столкнулся на днях.
– Ну? – Сергей Хатунцев вдруг подался вперед и обдал бывшего партнера запахом нечищеных, но проспиртованных зубов. – Ты видел Билла?
– В точку попал.
– Черт… И ты не поквитался с ним?
– Только собираюсь это сделать. И рассчитываю на твою помощь. Билл будет искать меня – чтобы опередить. Я поставил себя на его место и другого ответа не нашел. На меня он попытается выйти через нашу опергруппу. И в первую очередь он придет к тебе.
– Почему
– Я же пришел.
– Ну да, ну да.
– Устроим ему здесь ловушку.
– Ты обратился по адресу. Я знаю много мест, где можно надежно спрятать труп.
– На это я и рассчитывал. За хлопоты я тебе заплачу.
– Сколько?
– Десять тысяч.
– Десять тысяч баксов, – поставил условие Хэнк, и глаза его блеснули алчностью. – За меньшее я и мухи не прихлопну.
– Договорились.
Хэнк протянул руку, чтобы скрепить сделку рукопожатием, и Кравцу пришлось пожать ее.
– Хочешь, живи здесь, со мной, – предложил Хатунцев. – А можешь занять соседний домик. Одно время я устроил там сральник, но прибраться недолго.
– Нет, – отказался Кравец. – Я сниму угол в другом месте. А ты мне позвонишь, когда Билл придет к тебе. Не думаю, что он собирается убить тебя. Я хотел спросить вот что: ты не знаешь, где остальные парни из нашей опергруппы?
– Нет, – покачал головой Старый Хэнк. – Я не знаю даже, где сам нахожусь, зачем живу. Я часто говорю с Богом…
– Вот как? И что он тебе отвечает?
– Он говорит, что не любит запаха пота. Ненавидит трудяг и без ума от воров и мошенников. Ему по душе запахи пороховой гари, горячей крови, разложившихся трупов. Он любит хор матерей, убивающихся о своих убитых детях…
«Крыша у него поехала, – подумал Кравец. – Чокнутый киллер – что может быть хуже?», а вслух сказал:
– И вот еще что, Хэнк, пока я не забыл. Ты обязательно, обязательно, посчитай ему.
– Посчитать?.. А, вот что ты имеешь в виду…
…Кравец давно ушел, а Старый Хэнк все сидел на том же месте, где попрощался с ним. Последние несколько лет он ждал этой встречи… Во всяком случае, его преследовала острая мысль о неизбежном столкновении с прошлым, как сталкиваются на оживленном проспекте машины. Это сейчас он видел перед собой образ конкретного человека, а еще неделю назад, ворочаясь с боку на бок на жесткой кровати, не мог отделаться от безликого образа, стоявшего у его ног. Так ждут смерти, и вообще, если даже исподволь пытаешься вернуться в прошлое, ты невольно приближаешь будущее – то есть свой конец. Так считал Старый Хэнк, зная о смерти если не все, то очень много.
Он думал о том, что Кравец подставляет его под удар Виктора Биленкова, и мысли его были под стать его холодной крови: он не боялся ни того, ни другого, потому что давным-давно принял пилюлю от страха. И все же сегодня лекарство не сработало: он до смерти испугалсязеркального отражения Кравца. Но окажись на его месте Биленков, Хатунцев даже не вздрогнул бы.
Интересно, какой он сейчас? Все такой же подозрительный и по-прежнему никому, кроме себя, не доверяет? Все сам, сам. Хэнк много лет тому назад бросил в спину Биленкова этот ком сарказма. Что же, он, как никто другой, имел все основания доверять только себе, а плечо товарища – лишь фраза от лукавого.
Сброд. Они никогда не были настоящей командой, объединенной какой-то идеей. Их вместе удерживала сильная рука. И стоило ей разжаться, как все они разбежались в
Он давно ждал этого дня, и вот он непоправимо резво убегает за горизонт.
Сергей достал из ящика стола записную книжку с потрепанной обложкой. Объемистая, на сорок восемь листов, она была исписана мелким почерком, осталось всего два пустых листа. «Не знаю, с чего начать сегодня», – подумал он. И написал эти слова на предпоследнем листке своего дневника. «Сегодня еще раз пришел к мысли, что мы сделали все ровно наоборот. Мы старались не выпускать друг друга из вида, как будто получили команду. Цепь, которой мы были скованы, никто и никогда не разрывал. Мы жили в страхе, и только теперь та задумка оставить нас в живых засияла передо мной всеми цветами радуги…»
Кравцу приснился сон. В вагончик Хэнка забрели двое подростков. «Кто ты?» – спросил один. «Я могильщик», – ответил Хэнк. «А твоя подруга – Лара Крофт? На колени!» Он безропотно повиновался. Тот парень, что был ближе к нему, расстегнул ширинку и стал мочиться на Хэнка. Могильщик схватил его за член зубами. Резко выпрямляясь, он затылком, не видя, но чувствуя второго противника, ударил того в лицо. Все было кончено за две-три секунды. Безоружный, он отработал быстрее, чем вооруженный человек. Он снял с плиты сковородку и, склонившись над вторым, несколькими ударами превратил его лицо в лепешку. Еще два удара по голове, и парень перестал дышать. Другой взмолился, пытаясь унять паховое кровотечение: «Дядя, не убивайте меня». – «Ну ты тоже скажешь. Умертвить – не значит убить». И он убил его несколькими ударами по голове… Ночь. Никого вокруг. Только звезды пялятся на домик Старого Хэнка. Погрузив в тележку труп, он покатил ее в сторону кладбища. Через полчаса вернулся за другим трупом. Прежде чем сбросить их в свежевырытую могилу, он обыскал их, взял только деньги. Когда забрасывал их землей, мобильный телефон одного из них дал знать о себе грустной мелодией…
Она повторилась, и Кравец проснулся с бешено колотящимся сердцем. И первое, что сделал, это провел по лицу рукой, нет ли на ней крови, потом опустил ее ниже… Слава богу, все было на месте. Он вдруг понял, что два привидевшихся ему парня – он сам… Но что такое, почему грустная мелодия из сна не отпускает его? Ах, вот оно что: это отрабатывала свое функция будильника. Игорь нажал на кнопку мобильника, выключая ее.
За эти пятнадцать лет Виктор Биленков не изменился: все та же короткая прическа а-ля Кашпировский и почти такой же, как у целителя, тяжелый взгляд. Но внешне они, конечно, не похожи, так, отдельные детали навевают образ другого человека. Он не постарел. Подурнел, что ли, анализировал Дмитрий Жердев, открыто разглядывая командира опергруппы. А тот, отличаясь врожденной пластичностью, давал разглядеть себя – то анфас, то в профиль, делая вид, что разглядывает кабинет. А может, он и не пластичный вовсе, а простоватый, и его настолько очаровала обстановка кабинета, что на его хозяина он бросает короткие взгляды.
– Так ты говоришь, Кравец ударил тебя пятерней?
– По лицу, – быстро кивнул Биленков. – А мог бы пожать мне руку – в знак благодарности, что я его тогда не убил.
– Ты помнишь детали того вечера?
– Как будто это было вчера.
– Ты приказал ему убить девочку. Почему он не выполнил приказ, как ты думаешь?
– Может, он сам ответит на этот вопрос? – ушел от ответа Биленков. – Прикажите, и я достану вам его из-под земли.