Возмездие
Шрифт:
Пока Охрим пробирался сквозь нее, ему совали под нос какие-то тряпки, консервные банки, куски мыла, иголки для примусов…
Охрим увидел, как в стекле витрины отразились медленно плетущиеся по улице дрожки с дедом Матвеем, дремавшим на козлах. Куда-то проехала машина Вольфа с неизменным эскортом мотоциклистов. Несколько человек столпились у столба, на котором поверх голов белел листок.
Охрим протиснулся
Объявление наискосок было перечеркнуто надписью, наспех сделанной красной краской: «Отомстим!»
Охрим сорвал листовку и сунул ее подошедшему полицаю.
— Смотри, что у тебя под носом!..
Люди, стоявшие у столба, исчезли, будто их и не было вовсе. Полицай с остервенением рвал листовку, ругаясь:
— Подлюги!.. Мало им!.. Все мало им!..
Охрим отошел от него и за перекрестком увидел на заборе такую же листовку с такой же перечеркнутой краской надписью: «Отомстим!»
За углом в пустынном переулке Алик и Костя едва не столкнулись с Охримом. Алик торопливо запахнул свой пиджак…
Ночью транспортный самолет на большой высоте пересек линию фронта с востока на запад. В салоне, заваленном грузами, на скамье вдоль борта сидели парашютисты. Звание и возраст трудно было определить из-за шлемов и комбинезонов, в которые они были одеты. У самой кабины пилота сидела Зина. Она немного нервничала, но улыбалась.
Моторы самолета сбавили обороты. Вспыхнула надпись: «Приготовиться!»
Внизу под самолетом засветились тремя веселыми точками условные костры партизан.
В ночном небе над лесом повисли купола парашютов. У костра ждал приземления людей и грузов Горшков со своими бойцами. К первым тюкам, упавшим неподалеку, успели добежать как раз в тот момент, когда Зина «свалилась» с неба. И, еще не освободившись от парашютных лямок, она кинулась на шею Горшкову.
— Леня, Ленчик! Дай я тебя расцелую!..
— Зина?! — Горшков обрадовался и смутился.
— А кто еще здесь? Иван Петрович здоров? Без меня никого тут не ранило? — забросала его Зина вопросами.
К Горшкову подбежал Сашка Полищук.
— Товарищ лейтенант, там один приземлился неудачно… Тю! Это ж Зина! — узнал Сашка. — Ты очень кстати. Идем!
Один из парашютистов опустился на корни
Горшков присел рядом, сокрушенно покачал головой.
— Как же это тебя угораздило, парень?
— Я вам не парень, лейтенант, — сказал сквозь стиснутые зубы раненый парашютист. — Я — подполковник Федоров.
— Извиняюсь… — Горшков поднялся, крикнул во тьму: — Носилки! Живо!
Зина и Полищук осторожно высвободили подполковника из цепких корней. Десантным ножом распоров штанину комбинезона, Зина сказала:
— Перелом у вас, товарищ подполковник. А вы еще брать меня не хотели…
Сашка Полищук крутил патефон, Алеша держал пластинки. Песня в исполнении Утесова «Парень я молодой, а хожу-то с бородой» вызывала бурный восторг у бойцов, набившихся до отказа в землянку. Особенно тесно было вокруг стола. На нем кроме патефона был еще мешок со всякой всячиной, которую Зина привезла с Большой земли для товарищей.
— Это вам от рабочих Урала, ребята, — говорила Зина, пытаясь отобрать у Алеши пластинки. — Лешка, разобьешь!
— Ну дай подержать… — молил Алеша.
Кто-то из бойцов спросил:
— Как ты сама не разбила их с такой высоты?
— Ты спроси, как сама не разбилась, — смеясь, ответила Зина и, достав из мешка целлулоидный подворотничок, протянула его бойцу. — Вот тебе, любознательный, вечный подворотничок. Носи сто лет…
— Спасибо!
— А это, — Зина вынула толстую пачку писем, перевязанную резинкой, — батыру Бейсамбаеву.
— Здесь! — выглянул из-за спин бойцов Бейсамбаев и потянулся к письмам. Но пачку перехватили, и чья-то рука высоко подняла ее над головами.
— Сколько писем!
— Вот это девушка любит!
— Да это от всего аула небось…
— Пляши, командир!
Бейсамбаев сказал:
— Дай, пожалуйста, я почитаю, потом спляшу.
— Морозов! — Вязаный шарфик Зина протянула бойцу, протиснувшемуся вперед. — Вам от дочки…
Морозов, Немолодой уже человек, шмыгнул носом, вытер кончиком шарфа набежавшие слезы и, смутившись, поспешил укрыться за спины товарищей.