Возмездие
Шрифт:
Свердлов вспыхнул.
— Ближе? Страдания и мучения? Откуда ты взял, что революции затеваются ради таких вот?! — он мотнул головой в сторону кухни, где в грязном закутке возле топившейся печки теснились Пузыриха, е` чумазые, по-овечьи остриженные мальчишки, телок и слабенький котёнок. — Я тебя умоляю! Надоели мне твои сопли о христианстве. Ты хоть сам-то понимаешь, что это такое — христианство? Чему вас учат в этих ваших семинариях? С чего вы взяли, что Христос полез на крест ради вашего благополучия? Он что — совсем болван? Ему что — больше делать нечего? Ну не ослы ли вы после этого? Неужели никому из вас не стукнуло в башку, что все
Нижние веки Сталина стали приподниматься.
— Ты собираешься читать мне лекцию о Богоизбранном народе?
— А почему бы и нет? — запальчиво вскинулся Свердлов. — Я спрашиваю: а почему — нет? Ты же, как я вижу…
— Не трудись!
— Нет уж, потружусь. Зато всё сразу станет на свои места.
Он собрался с духом и принялся чеканить, отбивая такт резкими движениями пальца:
— Я всегда считал и продолжаю считать, что в Революции важен не классовый элемент, а национальный. Да, именно национальный! Ибо нет в мире другой нации, которая изначально, со дня зарождения, не была бы заряжена на решительный протест против дурацкого устройства мира. Нет другой такой нации! И, как видно, не будет, потому что за пять тысяч лет таковая уж где-нибудь да появилась бы.
Иосиф Виссарионович сидел с опущенной головой. Вспомнились отец Гурам и Виктор Курнатовский. Всё сходилось!
— Почему вы все продолжаете смотреть на еврея как на какого-то задрипанного Мошку или зачуханного Абрашку из Шклова? — взгляд Свердлова смягчился. — Почему не видите Ротшильда? Великого Ротшильда! Или это вам невыгодно? Но, дорогой мой, мир давно уже переменился. Революции сделали своё дело. И будет лучше, если ты вовремя протрёшь свои грузинские глазки. Иначе… иначе может быть поздно!
«Да он же бундовец!» — внезапно озарило Сталина.
Вспомнилось ленинское определение: «Бундовская сволочь!»
Ему сразу сделалось легко. Он взглянул на занесённое снегом окошко. С подоконника капало на пол… Глухая полярная ночь стояла над бескрайним материком. А в Батуме сейчас льёт обвальный дождь и в мутной волне прибоя плавают оранжевые апельсиновые корки.
Иосиф Виссарионович был обескуражен: «Жил рядом человек, терпел такие же страдания… а что в голове-то у него, что в душе-то!» Для себя он решил, что Свердлов никакой не большевик, а обыкновенный бундовец (термин «сионист» тогда ещё не появился в обиходе).
Через некоторое время Свердлов переехал на другую квартиру.
Весной ссыльнопоселенцу Джугашвили пришло уведомление о мобилизации в армию. Иосиф Виссарионович отправился в Красноярск. Проститься со Свердловым он не захотел. За весь остаток зимы они ни разу не заглянули один к другому в гости.
В марте грянуло царское отречение. Ссыльные кинулись на вокзалы. 12 марта Иосиф Виссарионович приехал в Петроград. Через две недели там появился и Свердлов. Они встретились с затаённым
Смутные догадки о том, кто такой на самом деле губастенький Свердлов, появились у Сталина ещё в Курейке. Осенью 1917 года в Петрограде эти подозрения сменились окончательным прозрением. Они вместе работали над подготовкой к VI съезду партии. Сталин выступил основным докладчиком вместо Ленина и был избран в Центральный Комитет. Но главным триумфатором и на съезде партии, и вскоре после съезда, в дни Великого Октября, оказался всё же Свердлов: он не только обеспечил приём в партию большевиков бесчисленной оравы Троцкого, но и сам вознёсся выше всех, возглавив ВЦИК, т. е. став первым в истории советского государства «всенародно избранным» руководителем республики Советов.
Высший пост наделил Свердлова полномочиями сформировать первое советское правительство — Совет Народных Комиссаров. Ведущие наркоматы (министерства) он поручил Троцкому и Дзержинскому, назначив Ленина председателем (премьер-министром). При тогдашней вертикали власти ленинский пост считался всего лишь третьим — после Свердлова и его заместителя Аванесова. На самом же деле Вождь Революции отодвигался ещё дальше — за спины Троцкого и Дзержинского, как обладателей реальной власти.
В конце февраля 1918 года немецкие разъезды стали появляться в окрестностях Петрограда. Германская армия развивала наступление. 21 февраля ВЦИК опубликовал воззвание: «Отечество в опасности!» Три дня спустя Свердлов подписал Декрет о создании специального подразделения: «Первого автоброневого отряда». Несколько автомашин были вооружены станковыми пулемётами. Кроме этих механизированных тачанок, в отряде имелись мотоциклисты. Возглавил отряд Юлиан Конопко, земляк Дзержинского, отсидевший большой срок в царской тюрьме за нелегальный переход границы. Конопко пробирался из Германии. Его судили как шпиона.
Первый автоброневой отряд составил личную гвардию Свердлова.
Национальные дела в республике Советов шли из рук вон плохо. Вслед за Польшей и Финляндией откололась Прибалтика. Затем настала очередь Украины и Белоруссии. О Средней Азии и Закавказье нечего было и говорить. Наблюдался настоящий парад суверенитетов.
В начале мая в гавань Владивостока ворвались военные корабли Соединённых Штатов и Японии. Англичане, в свою очередь, высадились в Баку и на русском Севере.
В суматохе горячих революционных дней стали угадываться контуры сатанинского плана: раздел России на самостоятельные территориальные куски. В частности, деятельность сибирских «областников» угрожала разломить Россию по линии Обь — Иртыш.
К невыносимой обстановке, сложившейся на втором году советской власти, внезапно прибавилась ещё одна угроза: на огромной территории вспыхнул мятеж чехословаков.
Кому взбрело в голову отправлять пленных чехов домой кружным путём через Владивосток? Битком набитые эшелоны протянулись от Пензы до Иркутска, заняв всю Транссибирскую магистраль. В один тёплый майский день вся эта масса обозленной солдатни вскипела и вместо возвращения на родину принялась стрелять, жечь, вешать. Удавшийся замысел с мятежом чехословаков отрезал Сибирь от центральной России. И тут же в порту Владивостока стали высаживаться японские и американские морские пехотинцы. Советская власть держалась на примосковском островке, окружённом сплошными фронтами.