Возмездие
Шрифт:
А слухи, что ни день, становились всё страшнее и нелепей. Будто бы зверей в Зоологическом саду кормят трупами расстрелянных в ЧК. Шаляпин рассказал об аресте известного профессора Б. Никольского. Его дочка, Аня, пришла на Гороховую справиться об отце. Комендант со смехом заявил: «Поздно, барышня. Мы вашего папашку зверькам скормили!» Дикие слухи приходили из Крыма. В Феодосии, как в средневековье, ожил рынок рабов. Пьяные матросы на миноносцах привозят с Кавказа захваченных армянок и продают их по дешёвке — по 25 рублей. В Евпатории обрела неслыханную власть какая-то чекистка Тонечка. По её приказу пленных офицеров свозят на крейсер «Румыния». Каждый вечер Тонечка тщательно наряжается, пудрится, прыскает на себя духами и отправляется творить расправу. Пленным отрезают носы, губы, уши, половые органы, затем топят в море…
Что… неужели все это выдумано от безделья?
Квартира на Кронверкском продолжала оставаться Ясной Поляной пролетарского писателя. К нему, как последнему защитнику, тянулись все обиженные и ослабевшие. Жилище Горького превратилось в проходной двор. С раннего утра до
Скоро они оба, всемирно известный писатель и диктатор, оказались буквально на ножах.
Ещё весной, в мае, на афишных загаженных тумбах, просто на заборах и стенах домов появились хорошо отпечатанные прокламации. Одну из них, с оборванным углом, принёс с улицы Максим и прочитал вслух за обедом.
«СЕКРЕТНО!
Председателям отделов „Всемирного Израильского Союза“.
Сыны Израиля! Час нашей окончательной победы близок. Мы стоим на пути достижения нашего всемирного могущества и власти. То, о чём раньше мы только тайно мечтали, уже находится в наших руках. Те твердыни, перед которыми мы раньше стояли униженные и оскорблённые, теперь пали под напором наших сплочённых любовью к своей вере национальных сил. Но нам необходимо соблюдать осторожность, ибо мы твёрдо и неуклонно должны идти по пути разрушения чужих алтарей и тронов. Мы оскверняем чужие святыни, мы уничтожаем чужие религии, устраняя их от служения государству и народу, мы лишаем чужих священнослужителей авторитета и уважения, высмеивая их в своих глазах и на публичных собраниях. Мы делаем всё, чтобы возвеличить еврейский народ и заставить все племена преклоняться перед ним, признать его могущество и избранность. И мы уже достигли цели, но нам необходимо соблюдать осторожность, ибо вековечный наш враг, рабская Россия, униженная, оплёванная, опозоренная самим же русским племенем, гениально руководимым представителями сынов Израиля, может восстать против нас самих. Наша священная месть унижавшему нас и содержавшему нас в позорном гетто государству не должна знать ни жалости, ни пощады. Мы заставим плакать Россию слезами горя, нищеты и национального унижения. Врагам нашим не должно быть пощады, мы без жалости должны уничтожить всех лучших и талантливейших из них, дабы лишить рабскую Россию её просвещённых руководителей, этим мы устраним возможность восстания против нашей власти. Мы должны проповедовать и возбуждать среди тёмной массы крестьян и рабочих партийную вражду и ненависть, побуждая к междоусобице классовой борьбы, к истреблению культурных ценностей, созданных христианскими народами, заставим слепо идти за нашими преданными еврейскому народу вождями. Но нам необходимо соблюдать осторожность и не увлекаться безмерно жаждою мести.
Сыны Израиля! Торжество наше близко, ибо политическая власть и финансовое могущество всё более и более сосредотачиваются в наших руках. Мы скупили за бесценок бумаги займа свободы, аннулированные нашим правительством и затем объявленные им как имеющие ценность и хождение наравне с кредитными билетами. Золото и власть в наших руках, но соблюдайте осторожность и не злоупотребляйте колеблющимся доверием к вам тёмных масс. Троцкий-Бронштейн, Зиновьев-Апфельбаум, Иоффе, Каменев-Розенфельд, Штемберг — все они так же, как и десятки других верных сынов Израиля, захватили высшие места в государстве. Мы не будем говорить о городских самоуправлениях, комиссариатах, продовольственных управах, кооперативах, домовых комитетах и общественных самоуправлениях — всё это в наших руках, и представители нашего народа играют там руководящую роль. Но не упивайтесь властью и могуществом и будьте осторожны, ибо защитить нас кроме нас самих некому, а созданная из несознательных рабочих Красная Армия ненадёжна и может повернуться против нас самих.
Сыны Израиля! Сомкните теснее ряды, проводите твёрдо и последовательно нашу национальную политику, отстаивайте наши вековечные идеалы. Строго соблюдайте древние заветы, завещанные нам нашим великим прошлым. Победа близка, но сдерживайте себя, не увлекайтесь раньше времени, будьте осторожны, дабы не давать врагам нашим поводов к возмущению против нас, пусть наш разум и выкованная веками осторожность и умение избегать опасностей служат нам руководителями».
На домашних Горького прокламация не произвела впечатления. Только Варвара Васильевна Тихонова, сидевшая в тот день на хозяйском месте во главе стола, вдруг с раздражением сказала:
— А что, разве неправда? Совсем на шею сели! Только зачем они так хвастают?
В самом деле, такая наглая публичная похвальба менее всего была в еврейских интересах. Между своими да ещё о таком принято толковать потише, скрытно, хоронясь от лишних ушей и глаз. Тут же… прямо-таки напоказ!
А через неделю та же Варвара Васильевна подняла в подъезде подброшенную кем-то свеженькую листовку.
«ПРЕДПИСАНИЕ
Главного штаба „Каморры народной расправы“
Всем председателям домовых комитетов
Милостивый государь!
В доме, в котором вы проживаете, наверное, есть несколько большевиков и жидов, которых вы знаете по имени, отчеству и фамилии.
Знаете также и №№ квартир, где эти большевики и жиды поселились, и №№ телефонов, по которым они ведут переговоры.
Знаете также, может быть, когда они обычно бывают дома, когда и куда уходят, кто у них бывает и т. п.
Если вы ничего этого не знаете или знаете, но не всё, то „Каморра народной расправы“ предписывает вам немедленно собрать соответствующие справки и вручить их тому лицу, которое явится к вам с документами от имени Главного штаба „Каморры народной расправы“.
Справки эти соберите в самом непродолжительном времени, дабы все враги русского народа были на учёте, и чтобы их всех в один назначенный заранее час и день можно было перерезать.
За себя не беспокойтесь, ибо ваша неприкосновенность обеспечена, — если вы, конечно, не являетесь тайным или явным соучастником большевиков или не принадлежите к иудиному племени.
Все сведения, которые вы должны дать, будут нами проверены, и если окажется, что вы утаили что-либо или сообщили неверные сведения, то за это вы несёте ответственность перед „Каморрой народной расправы“.
Имейте это в виду».
Затворившись в кабинете, Алексей Максимович положил на стол рядышком и прокламацию «Израильского Союза», и листовку грозной «Каморры». От обеих бумажек попахивало слишком нехорошо — кровью. Затевалось, неизвестно с какой целью, что-то жандармское, старорежимное. На встревоженного писателя дохнуло смрадом самой гнусной провокации.
Предчувствия не обманули Горького, — вскоре прямо на улице был застрелен комиссар из Смольного Володарский. Правительственные газеты взвыли от возмущения. Чекисты, само собой, немедленно бросились на поиски злоумышленников. Последовали первые аресты. На Гороховую доставили некоего И. В. Ревенко, активиста «Каморры». У него при обыске нашли печать организации. На ней изображён восьмиконечный православный крест, по обводу надпись (крупно): «КАМОРРА НАРОДНОЙ РАСПРАВЫ». Необходимый кончик чекистами, таким образом, был ухвачен. Тут же в их руках оказался ещё один погромщик — Л. Т. Злотников. Следователь питерской ЧК Байковский объявил, что это «известный черносотенный активист», бывший сотрудник газеты «Русское знамя», последователь знаменитейшего юдофоба Пуришкевича.
После этих арестов газеты стало страшно брать в руки. Стоял истошный вой о надвигавшейся опасности погромов, о происках поднимавшей голову «чёрной сотни». Перед глазами перепуганного обывателя возникала оскаленная морда русского погромщика с закатанными рукавами, с окровавленным ножом.
Чем всё это кончится?
Пока что получилось достоверное известие о том, что на Валдае сотрудники ЧК явились к бывшему сотруднику газеты «Новое время» М. О. Меньшикову, известному публицисту, удалившемуся на покой, и расстреляли его прямо у крылечка деревянного дачного дома, на глазах жены и детей.
Месть за Володарского? Или возмездие за недавнюю публицистическую деятельность в «Новом времени»? (Меньшиков имел скандальную известность как убеждённый юдофоб).
Грянуло новое потрясение: прямо в вестибюле своего учреждения был застрелен самый страшный в Петрограде человек — Моисей Урицкий. Громадный город оцепенел. А в тот же день поздно вечером поползли слухи о том, что в Москве совершено покушение на Ленина. Рассказывали о двух отравленных пулях. Но Вождь остался жив… Вывод напрашивался сам собой: заговор. Власть принялась карать без всякого разбора. Рассказывали, что на Гороховой в первую же ночь расстреляли более тысячи человек. Заложников хватали где попало — даже на улицах прохожих.
События стали развиваться самым непонятным образом. В здании английского посольства разгорелся настоящий бой. Чекистов, явившихся с обыском, встретили огнём. В завязавшейся перестрелке погиб военный атташе капитан Кроми. При обыске в подвалах посольства обнаружили большие запасы оружия — вроде бы даже пулемёты. Хорошеньким же делом собирались заниматься британские дипломаты!
События последних дней совершенно выбили Горького из равновесия. Он почти физически ощущал две пули, вонзившиеся в тело Ленина (говорят, одну так и не вынули — опасно). Неожиданное покушение окончательно примирило его с Лениным. Чего-то он и в самом деле не понимал, без всякой меры негодуя по поводу декретов новой власти. Как видно, положение этой власти и на самом деле таково, что — не позавидуешь!
Он вспоминал дни на Капри, когда туда к нему наведывался Ленин. Алексей Максимович воспринимал тогда Вождя большевиков как прирождённого русака с берегов Волги. Ничего страшного в его облике не проступало — обыкновенный русский интеллигент. Ленин с увлечением играл в шахматы, возился на берегу с детишками, встречался с товарищами, наезжавшими из России.
Кажется, давно ли все это было?
Какое страшное развитие событий! Если бы тогда знать!
Покаянные размышления, тревога за жизнь подстреленного Вождя настолько обезоружили писателя, что он не сразу оценил мстительную ярость нового кремлёвского декрета — о «красном терроре». Это правительственное постановление было пронизано библейской, лютой злобой: «око за око, зуб за зуб».