Возмездие
Шрифт:
Однажды во время весёлого холостяцкого ужина военный атташе капитан Кроми познакомил Брюса с молодой женщиной. Она была разведена и вела свободную жизнь. Локкарт сразу же подпал под поразительные чары незнакомки. Звали её Мария Игнатьевна Бенкендорф. Капитан Кроми сообщил приятелю на ухо, что Мура (так звали её в обществе) является праправнучкой А. Ф. Закревского, некогда знаменитого генерал-губернатора Москвы.
Вспыхнула страстная обоюдная любовь. Молодые люди презрели людские пересуды и поселились вместе.
Мура, не обладая броской красотой, умела быть очаровательной. Этим она и привязывала к себе мужчин. Через много-много лет писательница Нина Берберова, знавшая Муру в молодые годы, вспоминала о ней так: «Секс шёл к ней естественно,
Поселившись со своей возлюбленной под одной крышей, Локкарт оказался не в состоянии скрыть от неё своих секретнейших обязанностей. Собственно, Мура также не была наивной девочкой, которой внезапная любовь затмила и зрение, и разум. Жизнь уже изрядно потискала её в своих суровых лапах. Вела она в русских столицах совершенно загадочную жизнь, нигде и никогда не работая, но имея достаточные средства. Локкарт так и не смог раскусить её до конца. Оба они упивались тем, что так сближает авантюристов: поразительным родством характеров. В те грозные годы, когда рушилось и, наконец, обрушилось русское самодержавие, судьба подарила им несколько месяцев безоглядного счастья. Они полюбили лихие тройки, полуночные загулы в «Мавритании» и «Стрельне», обрели вкус к ледяной икре на горячих калачах и к тестовским поросятам. Услужливые татары-официанты и дорогие лихачи-извозчики с фамильярной почтительностью называли Локкарта «господин Лохарь».
В начале 1917 года влюблённым пришлось пережить вынужденное расставание: в Петрограде начиналось военное совещание союзников, и обязанности Локкарта требовали там его присутствия (тем более, что делегацию Великобритании возглавлял лорд Мильнер, человек, который выбрал Брюса для работы в России). Отсутствовал Локкарт довольно долго, около месяца, и вернулся в самом конце февраля. А через несколько дней грянуло царское отречение от престола!
Падение самодержавия обрекло Россию на хаос безвластия. Настало золотое время для сотрудников секретных служб. Петроград кишмя кишел иностранцами. На помощь капитану Кроми и Локкарту прибыл из Лондона жгучий брюнет с античным профилем — Сидней Рейли (он же — Соломон Розенблюм, уроженец Одессы). Обнаружилось бешеное соперничество французов и американцев. В середине года нагрянула внушительная миссия «Международного Красного Креста». Сразу возросло влияние посланника США Фрэнсиса. Возле него возник суховатый и начисто лишённый всяческого обаяния полковник Робинс. К немалому удивлению Локкарта, наехавшие американцы были наделены таинственными полномочиями, перед которыми склонял свою немолодую надменную голову сам Джордж Бьюкеннен, посол Великобритании.
Летние месяцы Локкарт провёл в неистовой работе. Назревали события исторического значения. Круг его знакомых расширялся с каждым днём: М. Горький, А. Толстой, К. Станиславский, Н. Балиев. Он стал на дружеской ноге с городским головой Москвы Челноковым и свёл знакомство с великим князем Михаилом, братом свергнутого императора. Одновременно завязывались связи с политиками «новой волны»: от Ленина и Троцкого до Некрасова и Терещенко.
«Зазеркалье» тогдашних событий в России изобиловало личностями загадочными и страшноватыми. Назывались два брата по фамилии Фабрикант, а также таинственный «Роман Романович», человек жестокий до последней крайности (рассказывали, например, что любой, кто имел несчастье встать поперёк его пути, исчезал и его истёрзанное тело полиция подбирала на пустынном берегу Голодая).
Большевики, взяв Зимний дворец и поместив министров Временного правительства в казематы Петропавловской крепости, обосновались в Смольном. В то знаменательное утро Локкарт проснулся с поразительно высокими знакомствами. Он стал обладателем пропуска с подписью самого Дзержинского. У него имелся охранный мандат, заверенный Троцким. В Смольном он открывал все двери, что называется, ногой.
Немецкое наступление заставило советское правительство сбежать в Москву. Иностранные посольства эвакуировались в Вологду и ждали там отправки в Мурманск, чтобы ехать домой. В Москве и Петрограде были оставлены люди, не обладавшие дипломатическим иммунитетом. На них были возложены обязанности информаторов.
В те дни Локкарт вынашивал дерзкую идею: организовать интервенцию в Россию для помощи… большевикам. О победе белых генералов не могло быть и речи из-за их стремления восстановить «единую и неделимую» державу. Будучи по молодости лет нетерпеливым, Локкарт одну за другой слал телеграммы в Лондон на имя Ллойд Джорджа.
Сидней Рейли носился с мыслью усадить в Московский Кремль своего друга Бориса Савинкова.
Полковник Робинс советовал избегать вмешательства во внутренние дела русских и позволить им самим истребить своих врагов.
Тем временем Москва готовилась к встрече немецкого посла графа Мирбаха. Германия первой признала правительство Республики Советов. Москву прибирали, подновляли, наряжали. Настоящей язвой столицы сделались анархисты. В самом центре города они захватили 26 особняков. В ночь на 11 апреля чекисты совершили на эти гнёзда анархистов стремительный налёт. Утром заместитель Дзержинского товарищ Петерс повёз Локкарта по местам ночных боёв. Они осматривали разбитые артиллерией особняки, перешагивали через трупы и лужи крови. Петерс, привычно усмехаясь, сбоку наблюдал за реакцией англичанина.
— Нам некогда было возиться со всякой там юриспруденцией, — объяснял он. — Пуля в лоб — милое дело!
Локкарт был бледен. Вид и запах свежей крови, нелепые позы убитых и добитых вызывали тошноту. Одно дело — обрекать людей на смерть и не ведать при этом жалости, совсем иное — исполнять приговоры и любоваться на дело рук своих. «Палач!» — думал он о своем спутнике. Он стискивал зубы, чтобы выдержать это испытание.
Вечером он встретился с М. Ликирадопуло, работавшим в администрации Московского Художественного театра. То ли грек, то ли еврей, он оказывал услуги нескольким разведывательным службам. Локкарт подозревал, что он на дружеской ноге и с Петерсом. Прошедшей ночью на глазах Ликирадопуло, жившего на Арбате, решительные чекисты производили зачистку расстрелянных из орудий особняков. В ход пошли маузеры. «Это звери!» — шептал перепуганный хозяин и поглядывал на окна. Он боялся наступления темноты. По секрету Ликирадопуло рассказал своему гостю, что у настоящих «железных» чекистов существует варварский обычай: каждый из них обязан руками разорвать живую собаку и съесть её горячую печень. Это испытание — как бы непременный тест на звание «железного». Из таких отборных живодёров и состоит гвардия Феликса Дзержинского.
— Запах крови для них, как… «Шанель»!
Локкарт поморщился. Сегодня утром он имел возможность в этом убедиться.
Хозяин, излив скопившиеся эмоции, перешёл на деловой тон.
— Сегодня ночью к вам пожалуют, — предупредил он.
Это был редкий случай. Обычно дома, в Хлебном переулке, Локкарт никого не принимал, предпочитая встречи на явочных квартирах. Но тут, как он понял, предстояло что-то особенное. Спорить не приходилось. Да и не годился перетрусивший Ликирадопуло для оспаривания приказов.
В таких случаях он всего лишь передатчик…
Поздней ночью на квартиру в Хлебном явились двое. Дверь открыл сам хозяин (Муре было сказано, чтобы она заперлась в спальне). Перед Локкартом стоял старый знакомец Владимир Осипович Фабрикант. Он привёл странного человека, увидев которого, Брюс невольно наморщил лоб. И не узнать, и что-то вроде бы знакомое… Эти торчком, как у кота, поставленные уши, эти вертикальные зрачки… Керенский! Но какие перемены! Недавний диктатор запустил окладистую бороду и начисто смахнул свой знаменитый ёжик на голове. В России он околачивался уже целый год, удачно обманывая ищеек ВЧК.