Возмездие
Шрифт:
Однако после пятичасового разговора с вождем Фомичев пришел к выводу, что быть при высшем начальстве — дело нелегкое. Савинков устроил ему форменный допрос; он будто заведомо подозревал его по крайней мере во лжи. Вот когда чекистская легенда, хотя и в отраженном виде — через Фомичева, подверглась первой личной проверке Савинковым. Это был очень серьезный для нее экзамен. Но и здесь Фомичев невольно оказался активным помощником чекистов. В свою очередь, у Фомичева были все основания благодарить чекистов за то, что они разработали такую образцовую по достоверности легенду и разыгрывали ее так тщательно, с таким множеством неопровержимых жизненных деталей. Ведь
Как Савинков ни старался, он не смог обнаружить в рассказе Фомичева ничего сомнительного. Особенно тщательной проверке Савинков подверг беседу Фомичева с лидером «ЛД» Твердовым. И даже в пересказе он почувствовал, насколько непосилен был Фомичеву уровень разговора, предложенный руководителем «ЛД».
Савинков попросил Фомичева рассказать о Москве — как она выглядит внешне, и наугад спросил о гостинице «Новомосковская», где ему приходилось однажды останавливаться. Фомичев сказал, что он побывал в этой гостинице, и начал ее описывать. Савинков прервал его — ему показалось подозрительным, что Фомичев побывал именно в той гостинице, которую он назвал ему абсолютно случайно. И тогда Фомичев рассказал о своей встрече в этой гостинице с профессором Исаченко… Боже! Мир все-таки тесен! Савинков знал Исаченко! Даже поручал живущему в Праге своему брату Виктору добыть киевский адрес профессора, чтобы попытаться привлечь его к работе НСЗРиС. Описания внешности и характера профессора, сделанные Фомичевым, были абсолютно точными. Савинков отметил про себя умение Фомичева запоминать детали.
И все же Савинков еще на двое суток задержал Фомичева в Париже — он все обдумывал свое решение, советовался с Рейли, с Павловским, с Деренталем. Последнюю ночь перед отъездом Фомичева из Парижа Савинков почти не спал… В том, что в России есть эта организация «ЛД», он больше не сомневался. И у него не было основания не верить мнению Фомичева и Шешени о том, что связь их союза с «ЛД» таит в себе огромные возможности. Не говоря уж о том, что польские и французские генштабисты эти возможности «ЛД» давно почувствовали практически. И наконец, он понял, что действительно Шешеня и Фомичев явно не годятся вести на равных дела с лидерами «ЛД».
И Савинков решил: он примет в Париже представителя «ЛД». На большее он пока пойти не может…
Саша Зайченок отправилась за советом к своему непосредственному начальнику капитану Секунде. Он прочитал письмо Шешени и самым энергичным образом рекомендовал ей ехать. Для него было очень важно закрепить Шешеню в России, откуда тот посылал такой ценный материал, и, кроме того, иметь при московской пляцувке еще одного своего человека. Он знал, что Саша — хороший агент…
Наконец приехал из Парижа Фомичев. Теперь его прямо распирало от сознания собственной значительности.
— Мы находимся на пороге великих событий, — говорил он. — Вождь сказал мне, что наш союз будет делать историю.
Фомичев без конца повторял это — «вождь сказал мне». Передавая Зекунову письмо Савинкова для Шешени, он сказал:
— Вождь Шешене верит, но возможности его не переоценивает. Вождь именно так и сказал мне. Понимаете? Так что вы уж там не фантазируйте, а делайте только то, что мы вам говорим. Так и скажите Шешене. Он думает про меня — свояк, свояк, а за это прятаться нечего. Так ему и скажите. С моей-то стороны он всегда поддержку найдет.
Двадцать пятого февраля Зекунов и Саша Зайченок выехали из Вильно к границе. На вокзале их провожал капитан Секунда. Он был в светло-серой на меху
— Ну, а стреляю я не хуже вашего брата, — добавила она.
Поезд медленно тронулся. Капитан Секунда элегантно отдал честь. Уплыло назад мрачное здание вокзала, и поезд окунулся в солнечный мир теплого февральского дня. Саша Зайченок, тревожно-счастливая, смотрела в окно и тихо повторяла:
— Как хорошо-то, как хорошо… — Но вдруг лицо ее затуманилось, она перекрестила грудь и сказала строго: — Радоваться буду, когда до Лени доберусь…
С этой минуты ее точно подменили. Она почти не разговаривала с Зекуновым, чемоданчик свой положила себе на колени и настороженно смотрела на пассажиров. Они сошли с поезда на маленькой приграничной станции и направились к границе по аллее подстриженных ив. Солнце скатывалось к горизонту где-то позади, и их тени устремлялись вперед все дальше и дальше. Саша шла, чуть отстав от Зекунова, и, когда он замедлял шаг, чтобы заговорить с ней, она ступала еще медленней, так он с ней и разговаривал — через плечо. Она, очевидно, хотела все время видеть его и наблюдать за ним…
— Люблю вот такую мягкую зиму, — оглядываясь назад, сказал Зекунов.
— Не застилай мне глаза… — угрюмо отозвалась Саша.
«Будь ты неладна», — думал Зекунов, шагая за своей далеко убежавшей тенью.
У развилки дороги их встретил командир польского пограничного поста, или, как называют у них, постерунка. В его доме они поужинали, и потом он повел их к границе. Поляка распирало любопытство — что это за люди? «Только за очень большие деньги можно пойти на такое дело», — думал он, с уважением и любопытством посматривая на Сашу.
В лесу возле оврага командир постерунка остановился.
— Дверь настежь, желаю удачи, — сказал он и, махнув им рукой, пошел назад, быстро растаяв в темноте.
Они дождались, пока его шаги стихли вдали, и стали прислушиваться к тишине пограничного леса. Ни звука, ни шороха в темной безветренной зимней ночи.
— Пошли, — шепнул Зекунов и стал спускаться в овраг.
Идти было нетрудно — за теплые дни снег улежался, а к ночи подмерз.
Зекунов уже сделал шагов десять по откосу, но шагов Саши позади не услышал. Осмотрелся и увидел, что она спускалась в овраг совсем в другом месте. Зекунов нагнал ее и схватил за руку.
— Прекратите дурацкую игру! Идите за мной! Спрячьте оружие! — шепотом приказал он.
Теперь Саша послушно шла позади в двух-трех шагах. Но браунинг продолжала держать в руке. Когда они остановились отдохнуть на дне оврага, Зекунов снова попросил ее спрятать оружие, но она будто не слышала его слов. И вдруг спросила:
— А кто помогает нам на той стороне?
— Наш человек из советского пограничного начальства. Можете не бояться, там мы как дома.
— Я не боюсь, — ответила Саша. — Я только не хочу оказаться курицей, у которой запросто откручивают голову.