Возьми меня в долг
Шрифт:
А что-то холодное касается ягодицы…
Понимаю, что наступает пиздец.
— Алекс? — мне плевать, что ему не нравится это имя! Если он сейчас скажет мне, что делает ЭТО, я буду называть его так каждую минуту.
— Напросилась, — выдыхает зло. — Сколько болеть можно? Сама напросилась. Не будет тебе больше пощады.
Всё это звучит, как в боевиках. Страшных фильмах.
Я не успеваю и среагировать, как острая игла вонзается в ягодицу, и я заранее сжимаю подушку руками.
Это…! Слишком смущает!
И
— Пакость маленькая, — шепчет где-то за спиной. — Надавал бы по заднице. За то, что болеешь. Но пока больная, жалко.
Несмотря на слабость, я хихикаю. Плюхаюсь лицом в подушку, зарываюсь в неё и улыбаюсь, как полоумная. И несмотря на спущенные штаны… На этот раз засыпаю с хорошими мыслями.
И даже не вижу кошмаров…
На следующий день мне становится лучше. Рихтер заходит с утра — проверяет моё состояние, выслушивает мои просьбы никого не звать. И, когда я показываю ему отметку в виде тридцати семи на градуснике и то, что я бегаю быстрее коня, он уходит.
Я чувствую себя лучше, поэтому забочусь о себе самостоятельно.
Каждый раз поглядываю на дверь и прислушиваюсь к шагам за ней. Жду, когда придёт Рихтер, а я отчитаюсь ему, что выпила все таблетки и поела бульон. Он сказал так отчитаться.
Но он не приходит ни в обед, ни даже вечером. Температура поднялась, но я уже не брежу, как все те предыдущие дни. Засыпаю с трудом. Потому что всё кошусь на вход и мучаюсь мыслями, почему Алекс не пришёл.
Подумываю даже сходить до него сама, но нет…
Странно это.
Стоит ли мне говорить, что каждый раз, выходя за едой, я с надеждой и каким-то желанием рвусь на кухню, желая увидеть его там? Ну, вдруг. Кофе вышел попить.
Уродство какое-то.
И ведь он не пришёл.
А я, как параноик, постоянно поглядываю то на часы, то на дверь.
В итоге…
Не сумев больше выдержать, я всё же засыпаю с мыслями, что следующий день всё покажет.
И он показал.
Александр опять не пришёл. Но в этот раз ни утром, ни в обед, ни вечером. Будто забыл обо мне. Поэтому, озадаченная, я пошла на его поиски. Чтобы убедиться, что он уехал, или вроде того.
До него не дохожу.
Я встречаю по пути горничную, которая убирается у него в кабинете, пока я лежу в койке. Я спрашиваю, где он пропадает. Может, он уехал?
Но нет. Я помню этот разговор. До сих пор, хоть и прошло уже полдня, и я просто должна выкинуть это из головы.
«— Нет, он не уехал. И да, он дома, — осматривает меня подозрительным взглядом. Я в домашней одежде, но мне всё равно. — А ты?…
— Неважно, — только пытаюсь сбежать от ответа. Хочет спросить почему я здесь. Понимаю.
— Ну
Значит, не занят… Но всё равно не заходит ко мне. Случилось чего? Странно всё это.
— Спасибо, — бегло благодарю, разворачиваясь и собираясь возвратиться обратно в комнату.
Блин, Виола, выкинь это из головы. Он занят. И у него нет времени играться в няньки больше одного дня.
— Логинова, — окликает горничная, и я стопорюсь на порожке и снова поворачиваюсь к ней. В надежде. Может, скажет что-то такое, что оправдает Алекса?
— Я бы на твоём месте, — тянет как-то высокомерно. Не нравится она мне. — Спустилась бы с небес на землю. Не нужна ты ему. Твой приход здесь — вопрос времени. Но вот тебе совет. Смотри, не влюбись. Потому что потом тебе будет очень больно. И с Бельц…
Так и хочется фыркнуть ей в лицо.
Я? Влюблюсь в Алекса? Не бывать этому. Мы спим. Всего лишь спим вместе. Наслаждаемся. И всё.
Я ничего не отвечаю ей. Захожу обратно в комнату и потираю устало виски. Голова начинает болеть.
Нужно забыть. Всего лишь забыть. Даже несмотря на то, что всё же… Что-то произошло.»
И это меня…
Мягко скажем, озадачивает.
И разочаровывает.
Я что-то не так сделала?
Он менял мне компресс, проверял таблетки и даже ставил постоянно по ночам градусники. Сидел рядом. Недолго, но всё же. Беспокоился, что его игрушка может долго болеть. День-два. Но всё же. Проявил человечность.
А сейчас…
И след простыл.
И когда пятый день заканчивается, а я встречаюсь с ним на кухне…
Так и хочется спросить, что я сделала не так.
Но вместо этого молчу. Наливаю с графина воду в стакан и стою к нему спиной. Не роняю ни единого слова. Не знаю. Обидно как-то.
Я думала, что мы только нашли общий язык.
— Я вижу, тебе стало лучше, — произносит буднично. Просто. Будто не он игнорирует меня уже какой по счёту день.
— Да, — отвечаю без энтузиазма. — Через два дня, наверное, смогу уже работать. Если надо, я могу приступить к своим обязанностям уже завтра…
— Нет необходимости.
И всё.
Это весь наш диалог на пятый день после нескольких дней отсутствия его в моей комнате.
И я вроде должна радоваться, что извращённый немец не лезет ко мне, не донимает вопросами и не пытается залезть мне в трусы…
Но почему так обидно?!
И постоянно донимает чувство того, что я что-то сделала не так.
Он охладел.
Я же вижу. До этого он кидал на меня изучающие, томные, но холодные взгляды. Не сводил глаз, пожирая меня ими и раздевая на ходу. Не скрывал тот факт, что он хочет меня.