Возьми мое проклятие

Клыкова Юлия Константиновна

Какое-то время молча понаблюдав за этой сортировкой, Андрей всё-таки не выдержал:

– Ищешь что-то?

– Визитку, – ответил Борисов. – Или у тебя остался мой номер?

– Да, успокойся. Конечно, остался. Он же не изменился?

– Нет, старый, – кивнул Толян, протягивая руку за лежащим на приборной панели платком, но неожиданно дёрнулся и сбросил его на коврик, под ноги. – Зар-раза! Чёртова поджелудочная!

Скривился от боли, застонал, схватился за бок и принялся растирать ребром ладони ноющий участок.

– Погоди Андрюх, я сейчас.

Отдышавшись,

прижался лицом к коленям – с такой объёмистой комплекцией это оказалось не очень-то и просто, поднял белеющий на полу платок и разогнулся, пыхтя как паровоз.

– Ладно, давай. Появятся какие-нибудь новости – звони.

Глава 4

Проводив взглядом укатившегося за поворот Борисова, Андрей потянулся к пассажирскому сиденью – поправить перекрутившуюся накидку, и увидел сбитый в гармошку коврик, в одной из складок которого лежал ключ.

Повинуясь рефлексу, он схватил с приборной панели мобильник и принялся забивать имя, но, осенённый догадкой, резко погасил экран и, озадаченный, застыл с трубкой в руке. Услужливая память воскресила нелепейшую по исполнению сценку с расшалившейся поджелудочной в мельчайших подробностях: театрально дёрнувшийся Борисов, сброшенный на пол платок и пухлая ладонь, вцепившаяся почему-то в правый бок.

Ну Толя! Ну толстый лис!

С улыбкой качая головой – удивляясь предприимчивости бывшего коллеги, Андрей положил ключ в карман брюк, завёл авто и тронулся с места.

Непредвиденная встреча существенно задержала в пути, и в село он попал значительно позже чем планировал. Именно что «попал» – как кур в ощип. На подъезде к дому пришлось лавировать между разномастных авто, разукрашенными лентами и воздушными шарами. Благо, из-за близости реки, дома здесь располагались по одной стороне улицы и большинство водителей припарковались справа. Но всё равно: дорогу заставили машинами. Одних «Жигулей» он насчитал больше десяти – начиная с «копейки», заканчивая «девяткой». Среди пёстрого ассортимента отечественного и зарубежного автопрома особенно выделялась роскошная тюнингованная «Победа», смотревшаяся огромным шмелём среди роя пчёл. Интересно, чья же эта красавица?

Рассматривая шарики, ленточки и кукол на капоте сверкающего белого автомобиля, Андрей мысленно матерился. И как он забыл, что сегодня Вовкина свадьба? Мать ведь предупреждала! Эх и не хочется же туда идти! Но придётся заскочить к Самойловым – столько народу, наверняка кто-нибудь что-то сболтнёт о Кузнецовой. Они, кажется, два дня собирались праздновать? Значит, завтра и сходит. Сегодня к такому подвигу он не готов. Воскресенье – другой разговор. И поздравит, и информацию пробьёт. Пьяные люди благодушные, глядишь, расскажут что-нибудь.

Родительская саманка расположилась по соседству с самойловскими хоромами – окружённая хозяйственными постройками и деревьями, она затерялась в глубине сада, незаметная с дороги. Другие дома в селе смотрели фасадом на улицу или находились вблизи ограды, но их «гнездо», построенное

прадедом по отцовской линии ещё в 30-х годах прошлого столетия, единственное в Малой Талке пережило Великую Отечественную войну и встретило XXI век, почти не изменившись.

Уже в новом тысячелетии отец с матерью облагородили простую прямоугольную конструкцию – поставили новые окна, добавили рельефности гладкому фасаду и сделали внутри современный ремонт. С красной черепичной крышей и резными лакированными ставенками, домик смотрелся сошедшим с пасторальной картинки, особенно летом, в разгар цветения подсолнухов, обязательно каждый год росших в огороде.

Заглушив мотор, Андрей вышел из машины и подошёл к старенькой ухоженной «Ауди», нахально оккупировавшей площадку перед воротами. Секунд тридцать смотрел на неё расфокусированным взглядом, всё ещё витая в мыслях о Кузнецовой, потом вздохнул, тряхнул головой и постучал по колесу обнаглевшей «немки». Ноль эффекта. Тогда, плюнув на приличия, взгромоздился на капот и стал ждать. После пятисекундной задержки сигналка всё-таки заверещала. Родительский пёс, и до того захлёбывающийся лаем, теперь вовсе поднял вой, существенно обогатив безумную какофонию звука заливистым бэк-вокалом.

Зато услышат – не помешает ни орущая музыка, ни крики, ни хохот. Можно, конечно, зайти во двор. Вышло бы скорее. Так ведь не отпустят же! Поелозив, он устроился удобнее, повернулся к Самойловскому дому и приготовился ждать.

За спиной громыхнула калитка. На улицу вышел отец, как всегда, дёрганный и слегка возбуждённый, вышагивающий взвинченной походкой, будто смазал пятки салом и поскальзывается при каждом шаге. Худой, остролицый и бородатый, Михаил Горяев и внешностью, и шумными повадками походил на грача. Подойдя к Андрею, похлопал по плечу и, заставив подняться с капота, заключил в крепкие объятия.

– Ну здорово, Андрюха! Давно тебя не было! Совсем родителей забыл! А где Артём?

И, не дожидаясь ответа, разжал руки, сделал шаг в сторону и продолжил без паузы, резко меняя добродушный тон на крикливый, обращаясь к кому-то за спиной:

– Я тебе когда ещё говорил тачку отогнать? Или ты по-русски не понимаешь? Давай уже, катись отсюда!

Андрей обернулся и увидел бегущего к ним молодого парня с зеркальным фотоаппаратом на шее. На ругательства тот отреагировал индифферентно, глядя в пустоту перед собой и показательно игнорируя обращение отца.

Такое поведение напомнило Андрею молодых людей в общественном транспорте, превращающихся в пустоглазых безухих каменных истуканов, как только поблизости оказывается многозначительно вздыхающая старушка. Криво усмехнувшись, он попытался удержать за локоть с пол-оборота завёдшегося отца. Не получилось. Отмахнувшись, тот вырвал из захвата руку и перегородил фотографу подход к машине.

– Нет, ты посмотри на него! Что за человек! Я как с табуретом говорю!

– Бать, угомонись, – снова хватая отца за плечо, Андрей потащил его в сторону, давая парню возможность открыть машину и сесть за руль. – Наплюй.