Возьми мою душу
Шрифт:
— Ооо, — протянул Тейтур. — Послушайте, давайте я покажу вам здешние места? После недели пребывания я знаю их как свои пять пальцев.
Тора недоверчиво улыбнулась. «Недели пребывания не хватит, чтобы стать опытным экскурсоводом. На одной ноге много не находишь», — подумала она и ответила:
— Не сегодня.
— Когда хотите. — Тейтур тоже улыбнулся. — Я практически всегда свободен. Только позовите.
Тора смущенно попрощалась, хотя, положа руку на сердце, идея прогуляться с симпатичным молодым мужчиной импонировала ей больше, чем перспектива торчать в душном подвале среди пыльных коробок, выискивая старые фотографии. Даже если мужчина не слишком бодро перемещается в пространстве. «Ладно», — подумала она.
Большая часть внутренних органов покойной лежала в стальных поддонах: в первом — мозг, во втором — легкие, в третьем — печень, и так далее. Вернисаж смерти давно не вызывал у Гаути никаких эмоций. Несколько лет назад ему уже приходилось работать с трупом в таком же ужасающем состоянии. Он надеялся, что жертва умерла мгновенно или потеряла сознание задолго до того, как все закончилось.
Граннар
— Итак, женщина была жестоко изнасилована, смерть наступила в результате многочисленных ударов в лобную часть головы. По этой причине, а также из-за воздействия животных, особенности лица определить невозможно, как и сказать — находилась ли женщина в сознании во время изнасилования. Однако, судя по имеющимся на теле ранам, она предположительно пыталась защититься. Таким образом, велика вероятность получения ею серьезных травм до изнасилования. Возможно, женщина скончалась до завершения полового акта, во время которого ей тоже могли наноситься травмы. Во влагалище обнаружена семенная жидкость, скорее всего принадлежащая нападавшему; анализ ее, а также чужеродных волос, обнаруженных на лобке жертвы, позволят определить личность насильника. В данном случае иных возможностей, по-моему, нет. Большое количество спермы дает основание полагать, что нападавших могло быть несколько. — Граннар повернулся к бледному студенту, стоявшему рядом с Гаути. — Следует обратить самое пристальное внимание на булавки. Опишите их в отчете о патологоанатомическом вскрытии как можно подробнее. Не каждый день к нам на стол попадают тела с подобными предметами в ступнях. Думаю, нападавший придает особый смысл самому процессу введения булавок. Первым напрашивается вывод о его помешательстве или склонности к садизму. Я по крайней мере никаких логических объяснений данной дикости не нахожу. — Он ткнул пальцем в десять окровавленных булавок, лежавших в пластмассовом контейнере. Затем Граннар снял запачканный кровью фартук и пригладил волосы. — Аккуратно все пометьте, навесьте ярлыки и сразу же отправляйте на анализ. Полиции не терпится начать расследование.
С тем Граннар и покинул комнату.
— Привыкнешь, не беспокойся, — успокаивающе похлопал Гаути студента по плечу, оставив на нем ярко-красный отпечаток ладони. — Ты вел себя молодцом.
— Меня едва не стошнило, — признался тот сдавленным голосом, таким тихим, что Гаути с трудом его расслышал. — И на кой черт я потащился сюда? Сидел бы себе спокойно в каком-нибудь сельском центре охраны здоровья…
В полутьме подвала Тора разглядывала сложенные коробки. Источниками света служили висевшая под потолком в центре помещения слабенькая лампочка и крошечное оконце, давно посеревшее от пыли. В нос бил стойкий запах плесени. «Фу, ну и аромат. Нужно было попросить Йонаса перенести коробки в мою комнату», — подумала Тора. В довершение всего балки, подпиравшие потолок над ее головой, основательно прогнили. При мысли о насекомых, наверняка кишмя здесь кишевших, Тора поежилась, но пересилила себя и подошла к нижнему ряду коробок. Она насчитала двенадцать беспорядочно расставленных больших старых ящиков, за которыми, возможно, скрывались и другие. Сколько их тут скопилось, никто не скажет. Она осторожно приподняла крышку верхней коробки, предусмотрительно отстранившись, на тот случай если из нее вдруг кто-то выпрыгнет. Однако ничего подобного не случилось, и Тора, чуть помедлив, заглянула внутрь.
Глаза ее округлились. Она ожидала увидеть все, что угодно, но только не это.
Глава 7
Сверху лежал аккуратно сложенный флаг со свастикой. Белое поле вокруг нее чуть пожелтело, на ощупь материал оказался грубым.
Нахмурившись, Тора осторожно отвернула его и сдвинула в сторону. Под флагом находилась стопка журналов, самый верхний из которых выцвел еще больше флага. Журналы назывались «Исландия», и на каждом из них, в самом центре, стояла нацистская эмблема. В своем кратком отчете о привидениях и смутной истории дома Йонас ни словом не упоминал ни о чем подобном. Тора взяла несколько номеров из стопки — под ними тоже были журналы, с другим названием, но такого же пошиба. Издавала их Исландская националистическая партия. Тора покачала головой. Она помнила, что до войны в Исландии существовало нацистское движение, но чем оно занималось, не знала. Очевидно, они печатали какие-то свои материалы, хотя журнальчики были тонкими и содержание их, судя по заголовкам, оригинальностью и разнообразием не отличалось. Перебирая стопку, Тора наткнулась на студенческую газетку «Мьелнир», издатель которой, согласно информации на первой странице, состоял в Националистической студенческой ассоциации. Тора, вытащив из коробки журналы, увидела сложенную рубашку со свастикой на рукаве и военного образца пояс с наплечным ремнем. «Такими вещами и сейчас кое-кто увлекается», — подумала она. Проглянуло дно коробки. Тора заметила латунный предмет и, взяв его в руки, обнаружила все ту же свастику с небольшой трубкой, припаянной к ней либо для красоты, либо с какими-то неопределенными целями. На дне валялись разнообразные вырезки из газет, объявления о танцульках, пикниках и собраниях, организаторами коих явно выступали нацисты, а также предметы, не имевшие никакого отношения к политике: старый бумажник, стоптанные туфли, фотографии людей в обычной одежде, без свастики. Детей на них Тора не обнаружила, на самих же снимках, скучных и однотипных, были хорошо одетые люди во цвете лет, сидящие на одеялах во время пикника или позирующие у стены дома. Стена появлялась на многих снимках, но видна была плохо, поэтому Тора не могла сказать, где именно фотографировали — у старой фермы, на которой она сейчас находилась, или в другом месте. По фасону одежды Тора определила время съемок — годы войны или вскоре после нее.
Тора попыталась
Присев на один из ящиков, она приготовилась разглядывать фотографии и открыла тяжелую обложку альбома. На первой странице, под полупрозрачным листком, сделанным скорее всего из копировальной бумаги, были снимки старой фермы. Здание выглядело почти новым, не перестроенным, над входом красовалось название поместья: «Киркьюстетт», — вырезанное на широкой доске. Тора осторожно, стараясь не повредить уголки, вытащила снимок. На обратной стороне стояла печать с указанием года — 1919. Аккуратным почерком — судя по округлым буквам и завитушкам, женским — была выведена надпись: «Бьярни Торольфссон и Адалгейдур Йонсдоттир». Внимательно изучив снимок, Тора поняла, что фотограф стоял спиной к солнцу, поскольку пара на карточке изо всех сил пыталась не щуриться и сохранить обычное выражение лица. Пара была красивой — высокий мужчина с густыми волосами, спадавшими на лоб, и молодая женщина в длинной, до половины икр, юбке, новеньких туфлях на невысоком каблучке и шляпке, старомодной, плотно сидевшей на голове. Из-под шляпы выбивались блестящие светлые волосы. Он был в легких, чуть мешковатых брюках на подтяжках, с отутюженными стрелками и в простенькой рубашке. Они стояли возле дома, прижавшись друг к другу и опустив руки. Владельцы поместья прежних времен.
На той же странице была еще одна аналогичная фотография, но другой пары. Тора бережно вставила первый снимок в альбом и взяла второй. Тем же почерком на обороте сообщалось, что на карточке изображены Гримур Торольфссон и Криструн Вальгейрсдоттир. Тора и без того догадалась бы, что Бьярни и Гримур — родные братья.
Одежда на всех была одинакового фасона и цвета и отличалась только его тоном. Тора пристально вглядывалась в лица, но прочесть ничего не могла, поскольку эта пара в отличие от предыдущей сильно щурилась на солнце. Женщина, должно быть, супруга Гримура, являла собой прямую противоположность светловолосой Адалгейдур. Она была старше и полнее. Не слишком привлекательная, но крепкая, в простой юбке, толстом свитере и полуботинках на плоской подошве. Ее темные волосы безо всякого изящества перехватывала на затылке безвкусная лента. «Интересно, как столь разным женщинам удавалось уживаться в одном доме?» — подивилась Тора, продолжая листать альбом.
На следующей странице она увидела три фотографии молодой пары — Бьярни и Адалгейдур, но сделанные уже во дворе. В сравнении с предыдущим снимком они не слишком изменились, разве что молодая женщина была без шляпки.
Тора внимательно рассмотрела два оставшихся снимка: на первом старший брат с женой были изображены с молодой парой, а на другом к ним прибавился ребенок — маленькая темноволосая девчушка в модных тогда кудряшках. Тора взглянула на оборотную сторону, где стояло имя девочки — Эдда Гримсдоттир. Она была дочерью старшего брата, Гримура. Фотографию сделали в 1922 году, и девочке на вид было не больше года. Следующие снимки делались с интервалом в несколько лет. На одном из них, датированном 1923 годом, Тора узнала — по крайней мере ей так казалось — Адалгейдур, младшую из женщин. Она была беременна, но на последующих фото новых детей Тора не обнаружила. Только на снимке от 1924 года, сделанном в ателье, на который Тора наткнулась совершенно случайно, появился ребенок, девочка нескольких месяцев от роду. Ее, всю в рюшках и оборочках, держали на руках оба супруга. На обороте снимка стояло имя девочки — Гудни. Затем шла еще одна ее фотография, весьма своеобразная.
Малышка, одетая в вязаный чепчик, едва налезавший на ее головку, и белое платьице, казалось, спала. Правда, Тора сразу в этом засомневалась. Уж очень удивительной была ее поза. Тора никогда не видела, чтобы дети так спали — вытянувшись во весь рост и скрестив на груди руки. Она перевернула фотографию и увидела имя — Эдда Гримсдоттир, две даты и рядом со второй крупный крест. Значит, девочка умерла в тот же год, когда Господь осчастливил дочкой Бьярни и Адалгейдур. Тора вернула снимок в альбом. Она знала о существовавшей в те времена традиции фотографироваться с умершими, но вплоть до сегодняшнего дня ни одной подобной фотографии в руках не держала. «Не тот ли это снимок, на который намекал Йонас, рассказывая мне о промелькнувшем привидении?» — подумала она.
Перелистывая страницы, Тора начала было уже узнавать прежних обитателей фермы, как вдруг альбом закончился. Воображаемое знакомство, а особенно тяжкий след, оставленный на людях безжалостным временем, опечалили ее. К примеру, последняя фотография, изображавшая старшего брата, датировалась 1925 годом. Возможно, они с женой переехали в город или вовсе исчезли из жизни более молодых супругов. Не исключено, что смерть дочери заставила их покинуть ферму. После 1927 года исчезла с фотографий и Адалгейдур. В последний раз она снималась беременной, и было это в 1926 году. В тот год изменился и почерк на обороте снимков, став грубым, и любой дилетант, а не только эксперт, сразу счел бы его мужским. Просматривая более поздние снимки, Тора почти физически ощущала страдание на лице мужа Адалгейдур, Бьярни. Разглядывая же малышку Гудни, она непроизвольно улыбалась. Девочка, судя по дальнейшим фотографиям, росла и расцветала. Лицо ее было красивым, как у матери, и бесхитростным, как у отца.