Возраст Суламифи
Шрифт:
Лина сделала слабый неопределенный жест рукой, давая понять, что ей все равно, где разговаривать. В кабинетике было жарко, она сразу вспотела и расстегнула пуховик.
– Я родила от… одного человека, – Лине хотелось сказать «мерзавца», но она решила не привносить лишние эмоции. – Мы расстались. Задолго до родов. Он сказал, что я ему не подхожу. А теперь прошло два года, почти три уже, и ему вдруг понадобился мой ребенок.
– Зачем?
– Для наследства. Оказывается, с самого начала речь шла о наследстве. Большие деньги –
– Это полный абсурд, – покачал головой Понизовский. – Ни один суд…
– Это могущественные люди, – перебила его Лина. – Захотят – купят любой суд. После развода сенатора Слуцкера я уже ничему не удивлюсь.
– Давайте не будем паниковать. Расскажите мне об отце ребенка.
Но Лина видела, что довод насчет сенатора Слуцкера произвел впечатление на адвоката.
– Мы с ним встретились, как мне показалось, случайно, три года назад. У нас были отношения, – сухо и неприязненно докладывала Лина. – Я забеременела. Правда, я тогда еще не знала… Он познакомил меня с семьей, я думала, у нас все серьезно. Но потом он сказал, что я ему не подхожу и нам надо расстаться. Одного не могу себе простить: я ему рассказала о беременности. Мы уже расстались, меня мать вынудила – ну, в смысле, сказать ему. Если б я к нему не пошла и не сказала, ничего бы этого не было… Он бы так и не узнал… А я, дура, пошла и сама все рассказала…
– Что он ответил? – мягко спросил Понизовский.
– Что ребенок не его, а даже если и его, это моя проблема. Предложил сделать аборт. Даже денег предлагал.
– Но вы не взяли. Ладно, это лирика. Скажите мне вот что, Лина. Когда он проявился?
– Вчера.
– А до этого?
– В каком смысле? – не поняла Лина.
– После того, как вы рассказали ему о беременности, и до вчерашнего дня.
– Я о нем думать забыла. Он обо мне тоже, как мне казалось.
– Хорошо. Что он вам сказал? Вчера?
– Что женился, но его жена все никак не забеременеет. А ему позарез нужен ребенок. Он готов усыновить моего, потому что его дед уже плох, вот-вот помрет, а кубышка у него. И он якобы грозится завещать только правнуку. Сыном он недоволен, – добавила Лина, увидев, что Понизовский не понимает, – внуком недоволен, остается только правнук. Или «Русская сила».
– Как его звать? Отца вашего ребенка?
Что-то насторожило Лину в лице адвоката.
– Влад. Влад Саранцев. А в чем дело? – спросила она.
– Я не смогу представлять ваши интересы в суде, – ответил Понизовский. – Влад Саранцев – мой родственник. Двоюродный брат.
Побледневшая Лина начала молча подниматься из-за стола, но он ее удержал. Она шлепнулась на стул с размаху, ноги словно подломились.
– Погодите, Лина, не бегите, – заговорил Понизовский тихо и ласково. – Я же не отказываюсь вам помочь. Я с этим семейством не имею ничего общего. Но моя мать – сестра Владимира Саранцева старшего. Отца
– Он не мой, – отрезала Лина.
– Да, я понимаю. Моя мать была студенткой, училась в МГУ на филологическом. А мой отец читал там лекции. У них начался роман, они поженились. Мой отец – крупнейший специалист по мировой литературе, но он еврей, для Саранцевых – персона нон грата. Мама ушла из их дома навсегда, они вычеркнули ее из завещания… – Понизовский улыбнулся какой-то шутке, понятной лишь ему одному. – Но я знаю и Влада, и его отца. Мне очень жаль, что вам довелось с ними столкнуться.
– Ну, раз уж вы не можете мне помочь… – Лина опять сделала движение подняться.
– Да погодите же! – с досадой остановил ее Понизовский. – Кто сказал, что я не могу помочь? Я не смогу представлять ваши интересы в суде, но, может, до суда еще и не дойдет. А если дойдет, найду вам другого представителя, в моей конторе адвокатов полно. И все равно я буду помогать, буду консультировать, закон этого не запрещает.
– Я боюсь, что они похитят ребенка, – призналась Лина. – Хотела уехать к папе, но он говорит, меня могут не пустить.
– Ну, вряд ли они пойдут на похищение. Это чересчур даже для них.
– У Влада отец – депутат. Ему все с рук сойдет.
Опять Понизовский улыбнулся. Хорошая у него была улыбка, и лицо хорошее – некрасивое, но симпатичное. Лицо умной обезьяны, определила его про себя Лина. Тяжеловатая, выдвинутая вперед челюсть и глубокие мимические морщины, залегающие от крыльев носа к углам рта. Морщины смеха. А вот лоб не покатый, не срезанный, как у обезьяны, а мощный, выпуклый. Лоб мыслителя. И глаза умные.
– Не преувеличивайте его могущества. Давайте-ка я ему позвоню.
– Он же, наверно, на заседании…
Вот тут уж Понизовский рассмеялся от души.
– Вы когда-нибудь бывали в Думе? Видели эти заседания?
Лина покачала головой.
– Я вам расскажу. Зал заполнен хорошо если на треть. Докладчика никто не слушает. Все, кто есть в зале, висят на телефонах. Кому-то надо кредит выбить, кому-то груз на таможне протолкнуть, кому-то еще – еще какое-нибудь дельце утрясти. Другое плохо: у меня в мобильном нет его номера. Ничего, сейчас узнаем.
Он позвонил куда-то и потребовал, чтобы ему узнали номер депутата Саранцева.
– Давайте я пока расскажу вам немного об этом семействе. Чтобы вы представляли, с кем имеете дело.
– Да я составила примерное представление, когда меня привели на смотрины, – желчно отозвалась Лина.
– Ну как хотите.
– Нет-нет, вы не поняли! Мне не помешает любая информация.
– Старый Саранцев, – принялся рассказывать Понизовский, – был засланцем от КГБ в профсоюзы. Занимал высокую руководящую должность. Когда Союз распался, приватизировал много разной вкусной собственности. Но он не бизнесмен. Не то, что, например, покойный Голощапов. Слыхали такую фамилию?