Возражение
Шрифт:
— Нет. Не думаю, что когда-нибудь пожалею о том факте, что мне едва удалось избежать стать женой какого-то богатенького мудака, — парирую я, мой тон скучающий и вкрадчивый. — Ты закончил?
— Закончил? — Пыхтит он. — Едва ли. Немедленно возвращайся сюда, чтобы мы могли лично поговорить. С глазу на глаз.
Я представляю маму стоящую там с разинутым ртом, с отвращением во взгляде. Она никогда не видела эту сторону Дориана прежде, и я уверена, что она все ещё шокирована вчерашними событиями.
— Боюсь, что нам больше нечего обсуждать, — сообщаю ему со вздохом.
Дверь
Мое сердце почти подскакивает к горлу от одного вида, а миллион крошечных бабочек роится внутри меня.
— Оливия... — Голос Дориана заполняет телефон. — Оливия, ты ещё там? Ты меня игнорируешь?
— Да, — отвечаю я, придя в себя. — Игнорирую. Я сейчас немного занята. В любом случае, хорошо поговорили. И желаю тебе всего наилучшего.
— Не смей вешать...
Я возвращаю телефонную трубку на приемник и молю Бога, что больше никогда не буду говорить с этим человеком.
— Всё в порядке? — спрашивает Габриэль.
— Прекрасно, — отвечаю я с улыбкой, думая о вчерашнем дне, когда он стоял снаружи дамской комнаты, чтобы убедиться, что я в порядке. И на этот раз я серьезно. Это не шутливость.
— Душ в твоем распоряжении, — говорит он. — Как только ты будешь готова, мы поедем обратно.
Я хватаю пакет одежды из Target, туалетные принадлежности и направляюсь в ванную, где начинаю готовиться. Мое платье беспорядочно падает с крючка на обратной стороне двери, грустно и жалко. Символ жизни, которой никогда не бывать. У меня есть желание выбросить его в окно по пути домой, но затем я вспоминаю женщину в свадебном салоне, сказавшую мне, что на подготовку платья у швеи ушло более ста часов, чтобы сшить всю эту вуаль и все эти замысловатые кристаллы, так что в знак уважения прекрасному мастерству, я не выброшу платье как вчерашний мусор на свалку.
Спустя полчаса я выхожу, настолько готовая, насколько буду, чтобы принять этот день, и вижу, что Габриэль заказал для нас обслуживание номеров: стандартный завтрак из яиц, бекона, апельсинового сока, кофе и французских тостов.
Я присаживаюсь за маленький столик на двоих, стоящий на полпути между кроватью в форме сердца и джакузи.
— Это был Дориан, с которым я говорила ранее, — сообщаю я, пока разрезаю омлет зубцами тонкой металлической вилки. — На тот случай, если ты не понял.
— Да. Я понял.
— У него хватило наглости пытаться заставить меня чувствовать себя виноватой. Ты можешь в это поверить?
Габриэль фыркает.
— Да. Да, могу.
Я закатываю глаза.
— Неважно. Я не хочу больше тратить впустую ни минуты на этого мудака, когда уже отдала ему годы своей жизни.
Габриэль поднимает бокал апельсинового сока, своего рода молчаливое согласие.
— В любом случае. — Я делаю глубокий вдох. — Ты собираешься сказать мне, что делал в отеле в эти выходные? Ты был там по работе?
Прошлой ночью я думала, что это было странно, что он не хочет отвечать на вопрос. И спросила только потому, что мне было любопытно и мне казалось это достаточно невинный вопрос. Я не ожидала, что он перевернется
Он откладывает вилку прежде, чем вытирает рот бумажной салфеткой. Волна беспокойства отражается на его лице, и он смотрит на свою пустую тарелку.
— Это сложно, — говорит он.
Я жду, пока он подробнее расскажет, но всё, что я получаю — это долгая пауза.
— И? — спрашиваю я.
— И я не хочу об этом говорить.
Отбрасывая вилку, я откидываюсь на стуле.
— Это нечестно.
Он вглядывается через стол.
— И как же это нечестно? В самом деле?
Я имею в виду, что он прав.
У меня нет прав на эту информацию. Полагаю, это не совсем нечестно, что он не хочет делить со мной свои личные дела.
Выдыхая, я смотрю в окно. Как только я вернусь в отель, соберу свои вещи и поговорю с родителями и сестрой, я должна выяснить, где собираюсь жить, и каким будет мой следующий шаг. Мы должны были провести медовый месяц в Италии, так что у меня есть две недели отдыха от работы, это дает мне достаточно времени, чтобы перейти к новой норме.
— Вчера была... — он начинает говорить, прежде чем делает паузу, — вчера была годовщина. На самом деле, годовщина свадьбы с моей бывшей женой. Мы поженились там, в том же самом розарии.
У меня нет слов.
Такого я не ожидала.
Вовсе нет.
Я не комментирую в надежде, что он уточнит.
— Я провел последние семь лет, чувствуя горечь. Заново переживая день нашей свадьбы. Переживая момент, когда точно узнал, на ком женился. Я был зол. И несчастен. И так жить нельзя, — говорит он. — Так что я вернулся туда, где все началось... где я впервые с ней встретился. Где сделал ей предложение. Где женился на ней. И где впоследствии совершил самую большую ошибку в своей жизни. Я вернулся, чтобы позволить себе разозлиться в последний раз, потому что хочу двигаться дальше. Я должен двигаться дальше, — говорит он. Его взгляд направлен на меня. — А потом я встретил тебя.
Я выпускаю дыхание, которое даже не подозревала, что задержала, и не уверена, к чему он клонит.
— С того момента, как я увидел тебя, Оливия, с момента, как ты подсела ко мне в баре и начала много болтать, что уши отваливались, о вещах, которые были слишком личными для беседы двух незнакомцев... Я перестал думать о ней, — говорит он. — Я перестал чувствовать этот гнев, эту горечь. Впервые за несколько лет, я смог сосредоточиться на чем-нибудь другом. На ком-то другом. И этим кем-то была ты.
— Вау.
Габриэль комкает салфетку и отбрасывает её на стол.
— Это звучит глупо, когда я говорю это вслух вот так, но вот тебе и ответ. — Он встает. — Если ты закончила, нам стоит выезжать в ближайшее время.
— Мне это вовсе не кажется глупым, — говорю я, протягивая к нему руку, чтобы он не отошел слишком далеко. — Спасибо за то, что поделился этим со мной.
У нас есть минутка, наши взгляды встречаются, моя рука обвивает его. Всплеск жара поднимается в груди. Не знаю почему, но мысль о том, что я никогда снова не увижу Габриэля после этого, вызывает тяжесть в груди.