Возроди меня
Шрифт:
Я уже хотела напомнить об этом, но в комнату вошел Делалье.
– Мадам Верховная… – обращается он ко мне с легким вежливым поклоном.
Все оборачиваются.
– Да, лейтенант?
В его голосе я различаю дрожь:
– К вам посетитель, мэм. Он просит десять минут вашего времени.
– Посетитель? – я инстинктивно смотрю на Кенджи, но тот находится в таком же замешательстве, что и я.
– Да, мэм, – подтверждает Делалье. – Он ждет внизу, в главной приемной.
– Что за посетитель? – нервно спрашиваю я. – Откуда взялся?
– Хайдер Ибрагим, сын Верховного командующего Азии.
Меня
– Сын Верховного командующего Азии? Чем он объясняет свой визит?
Делалье качает головой:
– Я с сожалением вынужден сказать, что он отказался отвечать на любые вопросы, мэм.
У меня все плывет перед глазами – и я сразу вспоминаю тревогу Касла по поводу Океании. Страх в его глазах, который я видела утром. Вопросы, на которые он отказался отвечать.
– Что ему ответить, мэм? – напоминает о себе Делалье.
Я чувствую, как сердце куда-то взмывает, и зажмуриваюсь. Ты главнокомандующая, говорю я себе. Веди себя соответственно.
– Мэм?
– Передайте ему, что я сейчас спу…
– Мисс Феррарс, – резкий голос Касла копьем пронзает туман в моей голове.
Я смотрю в ту сторону, откуда раздался голос.
– Мисс Феррарс, – повторяет он, предупреждающе глядя на меня. – Возможно, вам стоит подождать.
– Подождать? Чего подождать?
– Отложить встречу, пока не подойдет мистер Уорнер.
Замешательство сменяется гневом.
– Я ценю вашу заботу, Касл, но я справлюсь сама, спасибо.
– Мисс Феррарс, умоляю вас передумать! – настойчиво говорит он. – Вы должны понимать – это не мелочь! Визит сына Верховного командующего может означать очень многое…
– Как я уже сказала, спасибо за заботу, – отрезаю я.
Щеки горят. По-моему, Касл в меня не верит и даже не пытается поддержать. Я уже не знаю, могу я ему доверять или нет. Какой союзник станет указывать на мою неопытность в присутствии подчиненных? Сдерживая огромное желание перейти на крик, я цежу:
– Уверяю вас, все будет нормально. – И, обращаясь к Делалье, добавляю: – Лейтенант, пожалуйста, передайте посетителю, что я спущусь через минуту.
– Да, мэм, – вежливо кивнув, Делалье уходит.
К сожалению, моя бравада вышла за дверь вместе с ним. Игнорируя Касла, я оглядываю комнату, высматривая Кенджи. Несмотря на хвастовство, я не хочу идти на эту встречу одна, а Кенджи хорошо меня знает.
– Я здесь, – он мгновенно пересекает комнату и оказывается рядом.
– Пойдем со мной, а? – шепчу я и тяну его за рукав, как ребенок.
Кенджи смеется:
– Я буду там, где скажешь, детка.
Уорнер
Я боюсь утонуть в океане собственного молчания.
Под мерный шум в ушах, сопровождающий тишину, на меня двинулись в атаку собственные мысли. Должно быть, я слишком много думаю – гораздо больше, чем надо. Я почти не преувеличу, сказав, что целью жизни для меня теперь стало обогнать мысли и воспоминания. Поэтому мне нельзя сидеть на месте.
Раньше, когда мне требовалось переключиться, я спускался под
Вхожу в ангар быстрой, энергичной походкой – шаги частым эхом отдаются в огромном пространстве. Почти безотчетно я направляюсь к армейским вертолетам, стоящим в правом дальнем углу. При виде меня солдаты буквально отскакивают с дороги и с растерянностью в глазах отдают мне честь. Коротко киваю в их сторону, ничего не объяснив, и забираюсь на место пилота. Надев наушники, тихо говорю в рацию, оповестив наших воздушных диспетчеров о своем намерении полетать, и пристегиваюсь.
Сканер сетчатки автоматически меня идентифицирует. Покончив с предполетной проверкой, включаю мотор. Оглушительный рев ощущается даже сквозь звукопоглощающие наушники. Напряжение начинает отпускать.
Скоро я буду в воздухе.
Отец научил меня стрелять из пистолета, когда мне было девять лет. Когда мне было десять, он глубоко полоснул мне ножом по икре и показал, как зашивать себе раны. В одиннадцать он сломал мне руку и бросил в чаще леса на две недели. В двенадцать меня научили собирать и обезвреживать бомбы. Управлять самолетом отец меня выучил, когда мне исполнилось тринадцать.
Он никогда не учил меня ездить на велосипеде. Этому я научился сам.
С высоты несколько тысяч футов Сектор 45 кажется недособранной головоломкой. Расстояние делает мир маленьким и несложным – пилюлей, которую легко проглотить. Но я знаю, что это обман. Только здесь, над облаками, я начинаю понимать Икара: меня тоже тянет подлететь поближе к солнцу, и лишь моя неспособность к нецелесообразным поступкам привязывает меня к земле. Я глубоко вздыхаю, успокаиваюсь и возвращаюсь к работе.
Я вылетел на свою воздушную прогулку немного раньше обычного, поэтому вид внизу отличается от привычного. Обычно я летаю ближе к вечеру, следя за гражданскими, которые выходят с работы и обменивают доллары на товары в местных центрах снабжения. Обычно после этого они спешат в свои бараки, сгорбившись под тяжестью покупок (самых необходимых) и унылого сознания, что завтра все повторится. Сейчас гражданские еще на работе – земля свободна от своих рабочих муравьев. На расстоянии пейзаж причудлив и красив – огромный синий океан притягивает взгляд.
Эту странную безрадостную реальность помогал создавать мой отец.
Зажмуриваюсь, стиснув рычаг. Что-то чересчур много выпало на сегодня.
Во-первых, обезоруживающее открытие, что душа у моего брата не менее сложна и несовершенна, чем моя.
Второе, и самое обидное: скорое прибытие моего прошлого, которое чем-то растревожено.
Я еще не говорил с Джульеттой о неминуемых гостях и, честно говоря, вообще не хочу заводить об этом речь. Я никогда не обсуждал с ней большую часть моей жизни, не рассказывал о друзьях детства и их родителях, об истории Оздоровления и своей в ней роли. Как-то не выбрал времени – нужный момент не подвернулся: Джульетта семнадцать дней как Верховный главнокомандующий, а наш роман всего на два дня старше.