Возрождение
Шрифт:
Ирейзер так и не понял, откуда обрушился на него стремительный и внезапный, как молния, смертельный удар.
Наскоро проверив, затягивается ли рана Холдена, Клык обернулся на Рэчета. Тот вот-вот обрушит на голову ирейзера свой смертоносный домкрат. Как вдруг Кейт отвлеклась от своего противника и походя левой рукой саданула Рэчету в челюсть. Он качнулся, и его отбросило на пару метров назад.
— Кейт! — крикнул Клык. — Ты что делаешь?
Рэчет уже снова твердо стоит на ногах и снова готов ринуться в бой. Но тут откуда ни возьмись Звезда крутанула его в другую сторону так, что
В глазах у него потемнело. Ему вдруг все стало ясно — и как нашел их конвой Ари, и почему девицы упорно не сводили с него глаз.
Они вовсе не боялись драки — они боялись, что раскроется их предательство.
— Продажные шкуры! — зарычал он, наступая на них.
Кейт тут же вжала голову в плечи, мол, виновата:
— Клык, прости. Мы сначала хотели тебе помочь. Просто…
— Нам за тебя помирать неохота, — отрезала Звезда.
Прежде чем он успел ответить, на него кинулись двое ирейзеров. Дальше включился автопилот, и он ничего не помнил. Помнил только мешанину тел и хруст костей: бей, мочи, лупи, громи. Внутри у него — пустота, и движет им только дикое, злобное бешенство. А Кейт и Звезда стоят в стороне и смотрят, чем кончится дело.
Наконец в последнем приливе ярости Клык сжал горло еще стоящего на ногах ирейзера. Тот захрипел, и побоище прекратилось.
Наступила зловещая тишина. Ни единый звук не напоминал о только что кипевшей схватке.
— Холден, — окликнул парнишку Клык, — ты живой?
— Живой, живой, — бормочет тот в ответ и морщась разглядывает красные рубцы у себя на руке.
Только тут Клык почувствовал, как болит у него бок, как отнимаются руки. Только тут понял, что глаза заливает кровь, ручьем текущая из раны на лбу. Но хуже всего, что, кажется, сломано крыло. И сердце разбито вдребезги. Пока кипел бой, пока главное было одолеть врага, ничего этого он не видел и не чувствовал. А теперь как-то придется справляться и с ранами, и с увечьями.
Но как с предательством справишься?
17
Кулаки сжаты, дыхание с хрипом вырывается из груди, Клык лицом к лицу повернулся к Кейт и Звезде. В теле его вздулся каждый мускул. Кто бы знал, как чешутся у него по ним руки.
Кейт опасливо отодвинулась подальше. Она здорово боится. Его, Клыка, боится.
А вот Звезде — хоть бы что. На физиономии у нее ни страха, ни раскаяния. Готовая ответить ударом на удар, она надменно подняла на него ледяные глаза.
Холден с замиранием сердца ждет сигнала Клыка. Он нервно переминается с ноги на ногу, но, по всему видно, в его верности сомневаться не приходится. На Холдена Клык может положиться.
Ударить или нет? Впервые в жизни Клык не знает, что ему делать. Наорать, развернуться и уйти? Или убить их на месте? Вопрос этот точно повис в воздухе, и от нарастающего напряжения воздух словно сгустился. У Клыка начало дергаться веко.
Таким обескураженным и растерянным, таким разбитым он чувствовал себя только однажды. Он оглянулся. Где она?
Где Майя?
И
— Клык! — Холден схватил его за рукав. — Вон там, — показывает он в небо.
Клык глянул вверх, и сердце у него остановилось.
Там, в вышине, футах в пятистах над землей, Майя сражается с Ари не на жизнь, а на смерть.
18
Ее отчаянный вопль пронзил воздух. Даже на земле у каждого из них от этого крика зазвенело в ушах. По голубому небу словно кто-то плеснул красной краской. Майя начала падать.
Клык оцепенел, глядя, как она, будто в замедленной съемке, неподвижно повисла в пустоте, как раскинула руки и ноги, как медленно складываются ее крылья, и тело, головой к земле, зависает в воздухе.
«Вверх!» — кричит каждая клетка в мозгу у Клыка. Но время остановилось, и ноги его вросли в землю.
Стоп-кадр. Она будто парит в невесомости. Будто какой-то безумный художник нарисовал мучивший его ночью кошмар и пригвоздил к необъятной стене неба нелепо перевернутое изображение. В груди Клыка поднимается отчаяние, но он не в состоянии связать его с тем, что стоит у него перед глазами.
Крылья ее четко очерчены на фоне сияющего солнечного диска. Они как крылья ястреба, такие же острые, как ее чутье, такие же сильные, как она сама. Клык с закрытыми глазами назовет каждый оттенок каждого перышка. Он как сейчас чувствует их прикосновение к своей щеке.
Но она вдруг обмякла, все ее очертания утратили напряженную угловатость и бессильно, безвольно поникли.
У Клыка перехватило дыхание.
Там, в синем мареве, ее лицо, рот, открытый на полуслове, точно она хочет сказать ему все, что было недосказано прежде. Что она всегда будет с ним, что они никогда не расстанутся. Что он не должен был уходить от нее и от стаи.
Что она его любит.
Клык чувствует, как из него самого уходят и сила воли, и желание жить. Она сейчас упадет, разобьется, и это убьет их обоих.
Он встряхнулся, и она снова пришла в движение. Руки и ноги беспомощно дрыгаются, как будто кто-то дергает за веревочки марионетку, заставляя ее плясать нелепый танец под безумную музыку, которую ему, Клыку, не услышать.
Она все ниже и ниже.
Ему уже отчетливо видно ее лицо. Только теперь он видит, что оно искривлено ужасом. Что крылья беспомощно полощатся на ветру. Что коротко стриженные волосы слиплись от крови. Его вдруг оглушил рвущийся у нее изо рта страшный крик. Он все громче и все ближе, и вот уже в ней не осталось ни капли света. Вот уже она превращается в тень, в черный, тяжелый камень, который сейчас врежется в летящую на него землю.
Макс, нет, не Макс, Майя сейчас встретит свою неизбежную смерть.
Стремглав, вопреки всем законам земного притяжения, Клык взвился в небо. Протянул к ней руки. Чудом подхватил и сам чуть не рухнул вниз под тяжестью ее помертвевшего тела.
Выровнявшись в воздухе, он с трудом балансирует крыльями. Едва Клык прижал ее к себе, в глаза ему бросилась зияющая рана у нее на шее, из которой неудержимо хлещет фонтан крови. Он до боли стиснул челюсти. «Значит, теперь, как когда-то его, когти Ари располосовали и Майю».