Возрождение

Мартин Трейси

– Мы не можем делать это, - задыхаясь, я отстраняюсь, ненавидя, что Коул согрел меня с головы до ног. Ненавидя то, что хочу, чтобы он отказался отпускать меня, чтобы целовал меня и заставил сдаться.

– Это неправильно.

Коул восстанавливает дыхание, его нос прижат к моему лбу, разделяя лицо прямо по центру и раскрывая ту трещину в нашей дружбе, которую я чувствую. Его выдох повисает в воздухе между нами, как дым.

– Нет, неправильно.

Затем он снова целует меня с большей настойчивостью. Потому что он не понимает. И несправедливо

ожидать от него это, когда я не осмеливаюсь объяснить ему все.

Глава 20

Неделю назад

– Я в порядке, — включаю лампу над кроватью.

На другой стороне комнаты Одри указывает на часы и тихо хихикает. Каждое воскресенье в восемь часов звонит мой «папа». Как по расписанию. Словно это важное совещание.

– Нам нужно обсудить следующий этап, - говорит в ухо Мэлоун.

– Хорошо, но мне действительно нужно поработать над этим эссе по философии сегодня. Меня завалили работой.

Меня завалили работой. Это код означающий «здесь соседка». Обычно Одри проводит вечер воскресенья в холле этажа, где может поработать над заданием с другими. Но сегодня она должна прослушать записи на урок французского, и она сказала, что там было бы слишком шумно.

Это проблема.

– Ты можешь выйти из комнаты?

– Это не просто, — холл тоже переполнен, и я не могу никуда уйти в такое позднее время. Библиотека рано закрывается в воскресенье вечером и на улице идет холодный дождь.

– Хорошо. Тогда я напишу тебе.

Я плюхаюсь на подушку и загружаю свой ноутбук.

– Да, пап… тогда я отправлю тебе письмо по электронной почте на этой неделе… Ага. Я тоже тебя люблю, - вешаю трубку и открываю базу данных о миссии на ноутбуке, уже интересуясь, каким будет следующий этап.

– Он такой милый, - говорит Одри, взяв один из своих наушников.
– Мой отец никогда не хочет разговаривать со мной. Только мама.

Я закатываю глаза.

– Ты имеешь в виду, он такой пунктуальный.

Одри хихикает и вставляет наушник обратно. Я грызу колпачок ручки потому, что завидую, что у Одри есть мама, которая любит с ней поговорить. Когда ей исполнилось двадцать на прошлой неделе, ее мама прислала ей чизкейк по почте.

Чизкейк!

Одри поделилась им со мной и парой человек. Это был первый раз, когда я ела чизкейк, во что никто не мог поверить, и, когда я поняла, что это было странно со стороны, то придумала какую-то отмазку про то, что у моих родителей непереносимость лактозы.

Смысл в том, что это заставляет меня завидовать семье Одри больше, чем когда-либо. Ее нормальность. У нее двое разведенных родителей: двое - приемных, в хороших отношениях; одна сестра и один брат - близнецы, которые все еще в старшей школе; собака, две кошки, и огромная семья.

У меня один фальшивый папа, который на самом деле является человеком, возглавляющим Красную Зону,

собственную разведывательную подготовку и исследовательскую компанию. У меня тоже есть отряд. И хотя члены моего отряда, как братья и сестры - чувства Коула ко мне не считаются - мне иногда интересно, на что была бы похожа нормальная семья. Странно думать обо всех вещах, в которых мне было отказано. Я думала, что все остальные в мире были странными, пока эта миссия не потребовала от меня жить среди всех остальных.

Это заставило меня понять, что я странная.

На самом деле, нет. Это заставило осознать, как я невероятно облажалась. Облажалась в тех вещах, которые будут преследовать меня до конца жизни, продолжительность которой я, вероятно, сделала короче, чем когда-либо, своими недавними действиями.

Мой телефон подает сигнал о входящем сообщении:

«Работай хорошо, чтобы сузить круг до 46».

Одри смеется.

– Ты не собираешься работать сегодня вечером, не так ли?

Я стону и открываю свое эссе по философии.

– Не смотри так, - когда она возвращается к своему заданию по французскому, я переключаю громкость телефона на беззвучный.

«У тебя танцы в пятницу, правильно? Там у тебя возможно будет шанс. Множество имен в твоем списке пересекаются с теми, кто по-твоему мнению подходит».

Я нахмурилась, надеясь, что Одри посчитает, что у меня проблемы с эссе. Шанс? Звучит не очень хорошо.

«Это идеальное время для того, чтобы спровоцировать другой несчастный случай и понаблюдать за последствиями. Ты могла бы исключить большую часть из списка за одну ночь».

Волосы на шее встали дыбом. Несчастный случай? Что Мэлоун хочет, чтобы я сделала - взорвала бомбу в гостинице? Это не риторический вопрос. К сожалению Мэлоуна, я больше не причиняю вред невинным людям.

«У меня больше нет АнХлора».

Как будто проблема в АнХлоре - это то, что его волнует. Он просто доставит еще несколько на этой неделе. Так что я добавляю в свое оправдание:

«Не уверена, что это осуществимо. Слишком рискованно. Что, если Х не ходит на них? Что делать, если родители испугаются и уведут детей из школы? Я не видела никаких признаков того, что Х в опасности. Лучше продолжать как есть».

Я смотрю на Одри, в то время как нажимаю «отправить», но девушка поглощена работой, переводя фразы на французском, которые сейчас слушает.

Мэлоун пишет ответ немного позже:

«Мы получили новые сведения. Угроза для Х может быть ближе, чем мы думали. Слишком долго. Я уже однажды посодействовал твоей сознательности, но у нас мало времени».

Я читаю несколько раз, и живот связывается в узел. Мои пальцы дрожат, пока пишу свой ответ:

«Какие сведения? Что я должна знать?»