Шрифт:
Возрождение.
1344 год. Франция, Авиньон, резиденция Папы Римского.
Большая строительная телега, запряжённая послушным мерином, остановилась у крыльца, облицованного персиковым мрамором. Следом остановилась вторая телега, из которой выбрались пятеро бородатых грузчиков, подпоясанных широкими кожаными ремнями. Шестой был настолько пьян, что под тихие проклятья товарищей остался спать.
– Через холл и в то помещение, - распорядился монах в бордовой бархатной сутане, -
Грузчики робко перекрестились и принялись снимать с первой телеги огромную посудину, покрытую пыльным брезентом.
– Святые угодники, это что - гроб?
– усмехнулся другой монах, с аккуратной русой бородкой, подбритой на щеках и шее.
– Придержите язык, мой друг. Их Святейшество заказал эту ванну в Марселе месяц назад.
– Посмотрите, у них вздуваются жилы, как у быков на пашне!
– Свинцовая, - нехотя ответил первый.
– Что за вздор, Мишель? Вы опять изволите шутить?
– Нисколько. Будьте любезны, эти скоты разломали дверной косяк...
***
1307 год. Франция, Овернь, аббатство Ла-Шез-Дье престола Божьего.
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа приносит жертву сию раб Божий Пьер в знак вечного покаяния и смирения...
Старый монах с иссушенным постами лицом аккуратно выбривал тонзуру на голове новообращённого.
– И прорекает обет служения Господу нашему...
Старик отложил бритву и раскрыл молитвенник в переплёте из грубой почерневшей кожи.
– Любить ближнего как самого себя...
– монотонно читал аббат.
– Любить ближнего как самого себя...
– повторял постригаемый юноша, стоя на коленях и сложив руки кулаком в ладонь.
– Облегчать участь бедных... Утешать печальных...
Юношу звали Пьер Роже де Бофор-Тюренн.
– Умерщвлять плоть свою... Ненавидеть волю свою... Отвергаться самого себя...
Пьер был потомственным дворянином, родился в 1291 году в замке Момон под Лиможем, но с десяти лет служил в монастыре бенедиктинцев.
– Не предпочитать ничего любви Христовой... Разбивать о Христа все недобрые мысли... Помнить о судном дне...
Будущий Папа Римский Климент VI.
Ночное небо за окнами спальной залы становится серым. Приор вошёл в зал и, закрывая ладонью пламя свечи от сквозняков, зажёг факел на стене. Осенив спящих монахов крестным знамением, приор громко провозгласил наступление нового Божьего дня. Братия просыпается на дощатых лежанках. Монахи облачаются в серые хабиты поверх нижних рубах, надевают сандалии с деревянной подошвой, складывают холщёвые одеяла и по одному заходят в соседнюю комнату, где стоят вёдра для отправлений и бочка с водой для умывания. Приор терпеливо дожидается последнего, затем снимает факел со стены и выводит послушников в широкий гулкий коридор. Тёмные фигуры молча следуют цепью в монастырскую церковь на утреннюю службу.
К окончанию литургии за окнами спальной залы небо стало голубым, но солнце ещё не взошло. У монахов есть несколько минут перед тем, как отправиться к аббату принимать наставления на день. Пожилые
– Пьер, я видел во сне море, представляешь?
– Нет, Андре, я уже не помню, как оно выглядит.
– Наверно, это было галилейское море, как нам рассказывал святой отец. Да, там было солнце... Такое жгучее, белое солнце!
– Ты видел море с берега?
– Нет, вода была где-то внизу... Я словно был на борту корабля. Как странно... И там был песок, а не чёрные камни... Белый-белый песок... О, пресвятая Богородица!
– Да, пожалуй, не стоит рассказывать этот сон настоятелю.
– Нечистый искушает меня! Я прельщаюсь!
– Андре, подумай, что ты говоришь. Ну, какой в этом грех? Выпей воды... Ну же...
Приор входит в зал, и монахи следуют вслед за ним к аббату. Подходя по очереди к настоятелю, каждый рассказывает о делах прошедшего дня и получает наставления на день грядущий. Затем все отправляются в церковь на торжественную мессу, где к этому времени собирается вся община монастыря. В конце мессы совершалась евхаристия. Священнодействие проходило отлажено, но с подобающей древнему таинству почтительностью. Обходя принимающих причастие монахов и послушников, аббат подавал каждому частицы хлеба и вино в большой чаше. Прихожане вкушали Святые Дары, осеняя себя крестом.
Солнце уже взошло, когда после мессы монахи и послушники пришли в трапезную на завтрак - молоко, лепёшки и мёд. Монаха по имени Андре не было среди братьев - после службы он остался беседовать с аббатом.
После завтрака все монахи, кроме дворянских детей, переоделись в рабочие одежды и ушли в поле, коровник, на кухню или на уборку помещений. Когда Андре вернулся от настоятеля, они вместе с Пьером и послушником Жаком отправились в башню, где располагалось книгохранилище и скрипторий - мастерская по переписке церковных текстов. В отдельной келье при книгохранилище жил старый монах Иона, обучавший дворянских детей грамоте. Ученики ежедневно переписывали тексты священных книг, которые Иона затем проверял и рассылал в приходы по всей округе.
– Жак, истинно говорю тебе, что не войдёшь в Царство Небесное!
– с порога начал Иона отчитывать неряшливого, склонного к полноте послушника.
– Сегодня ты опять переписываешь пятую главу от Матфея. К назиданиям моим глуха душа твоя! Сколь буду портить глаза, выискивая за тобой ошибки? Знаю, Господь посылает мне тебя в испытание и подвиг! Истинно небесную благодать обрету за долготерпение своё!
– Отче, его отец и дед ложатся спать после каждой трапезы. Иначе у него путаются мысли, - не удержался Пьер.
– Именем Господа! Уж не боговидец ли меж нами?! Тонкошеий провидец сердец и мыслей человеческих? Уж не вознамерился ли ты старца Иону наставлять на путь истинный!
– старик трясся от гнева и щурил на Пьера близорукие глаза.
– Прости, отче, грешен.
– Истинно говорю вам, что любовь Божия, когда обладает человеком, то охлаждает и смиряет все желания в душе и теле его! Прелесть же бесовская, проникая в человека, лишь множит силы тела и вводит душу в грехи бессчётные!
– Прости, отче, грешен.