Возрожденное орудие
Шрифт:
– Пытаюсь собрать гекзархат обратно, – сказал Брезан. – Только лучше, чем раньше.
– Ага, «лучше», – с сарказмом повторила Миузан. – Я жажду услышать любую версию этой истории, в которой мой надоедливый младший брат…
«Ну спасибо», – подумал Брезан.
– …не заделался «падающим ястребом» и не объединился с Жертвенным, мать его, Лисом, чтобы стать гекзархом. Ты мне не очень-то помогаешь.
Брезан успешно подавил инстинктивный ответ: «Но я же не объявил себя гекзархом». Помимо всего прочего, пусть формально это и было правдой, ее гнев бы не утих.
– А что, – сказал он, – ты считаешь
Как только слова слетели с его губ, он понял, что ответ, пусть и другой, все равно оказался неверным. Знать бы, существовал ли верный вообще. Его формационный инстинкт нарушен, но инстинкт Миузан наверняка в порядке. Пусть не все Кел служили с одинаковым энтузиазмом, он никогда не сомневался в том, во что верила Миузан.
Разумеется, сестра отпрянула, как будто у него выросла вторая голова.
– Это все моя вина, не так ли? – спросила она.
Вопрос застал его врасплох.
– Я слишком сильно тебя допекала, когда ты был ребенком, – продолжала она, – и от этого ты повредился умом. Я должна была догадаться…
И так далее, в том же духе; Брезан мог лишь смотреть на нее в изумлении.
– Миузан, – наконец проговорил он, прерывая поток самобичевания. – Это никак с тобой не связано.
Должно быть, он научился лучше врать, потому что сказанное было не совсем правдой. Брезан изначально присоединился к Кел, чтобы быть достойным сестры. Как бы она его ни раздражала, ребенком он глядел на нее снизу вверх. Он боролся с неприятным осознанием того, что на самом деле ему хотелось в кои-то веки ее превзойти.
– Миузан…
– Что?
– Ты можешь верить, во что хочешь, – сказал Брезан. Это было безопасное, мягкое заявление, подходящее для начала. – По крайней мере, позволь объяснить, почему я счел это хорошей идеей?
– Да, – сказала Миузан, переключив внимание на него. – Ты уж постарайся.
Что бы он ни сказал, этого будет недостаточно, чтобы ее переубедить. Но Брезан и не собирался этого делать. По всему гекзархату жили люди, похожие на его старшую сестру: верные граждане, порядочные индивиды, ведущие повседневную жизнь, и многие из них извлекали выгоду даже из системы, основанной на регулярных ритуальных пытках. Когда-то и он был одним из них, или ему нравилось так думать. Это были люди, до которых он пытался достучаться. Что ж, можно начать с самой трудной аудитории.
– Помнишь, как ты впервые рассказала мне про День Коротких Ножей? – спросил Брезан. Праздник был два дня назад, по высокому календарю. Естественно, этот народ его больше не соблюдал.
Брезан отчетливо помнил тот первый раз, хотя воспоминание также содержало разнообразные пустяки вроде его неприязни к обоям с рисунком из перьев и жужжания комара, от которого экокрубберы не смогли избавиться. Его младший отец перестал работать над заказной картиной и поспешно ополоснул руки в тазу с водой, хотя это не очень помогло ему избавиться от чернильных пятен на предплечьях и на рубашке. Брезан играл с игрушечным пустомотом и делал вид, что его не беспокоит, что у одного крыла отломился кончик. Он знал, что в календаре полно особых дней, но не понимал, почему это важно; никогда не задавался таким вопросом. С чего бы ему в детстве поступать иначе?
Миузан хмуро смотрела на него, как будто уже понимала,
– Не особенно.
Хм…
Она прибавила:
– Поминальных церемоний много, Брезан. Через какое-то время они как будто сливаются воедино. Я просто иду, куда надо, и делаю то, что приказывают бюллетени.
Брезан моргнул и перегруппировался. Он всегда считал, что сестра очень серьезно относится к поминальным церемониям. Ведь это она и их старшая сестра Кериезан занимались с ним необходимой медитацией, пока он не повзрослел достаточно, чтобы справляться самостоятельно. Он никогда не сомневался в ее преданности.
– Там было много крови, – сказал Брезан, возвращаясь мыслями к видеотрансляции.
Видона, возглавлявшая ритуалы в их местности, носила традиционную зеленую мантию с бронзовой окантовкой и бронзовые украшения в форме шипов ската. Рукоять ее ножа тоже была бронзовой, а лезвие ярко мерцало. Брезан был очарован ловкостью, с которой она использовала оружие, чтобы взрезать жертву. Еретик не кричал только потому, что его рот был зашит. Брезан быстро усвоил, что так бывает не на всех церемониях.
На лице Миузан застыло каменное выражение, которое он хорошо знал.
– Они еретики, Брезан. Пытаешься выклянчить для них что-то вроде милосердия? Ты же знаешь, сколько хлопот они доставляют. Даже если бы они сами по себе не были плохими… – она произнесла это таким тоном, словно подобная мысль впервые пришла ей в голову, – …мы не можем допустить календарную гниль.
– Да, – мрачно сказал Брезан, – я тоже так думал.
Или, во всяком случае, он думал, что этого достаточно, чтобы примириться с происходящим, но понимал, что, с точки зрения несчастных еретиков, никакой разницы нет. Потом он записался в Кел, как и его старший отец, как и Миузан позже. Он испытал и облегчение, и разочарование, когда оказался офицером по кадрам, а не отправился на поле боя.
– Ну что ж, – сказала Миузан с меньшей снисходительностью, чем обычно, – я полагаю, что ты просто пытался поступить так, как счел наилучшим в хаотической ситуации. – Она никогда не была высокого мнения о его способностях и не пыталась это скрыть. – Но я звоню не поэтому.
– Неужели, – сказал Брезан. – Тогда почему?
Желудок скрутило узлом, и он велел себе успокоиться. Учитывая внушительное количество пожаров, которые он пытался потушить по всему гекзархату, лишние неприятности ему были не нужны.
Миузан наклонилась вперед, глаза ее заблестели, и он понял, что попал впросак.
– Генерал Инессер попросила меня связаться с тобой.
Это не улучшило состояние его желудка. Генерал Инессер, старший полевой генерал Кел. Единственный генерал, удостоившийся чести назвать пепломот, один из шести величайших боемотов гекзархата, в честь своей личной эмблемы. Инессер, известная своим мужеством и умом, не говоря уже о происхождении, восходящем к некоторым великим анданским семьям. Обычно этот последний факт не считался преимуществом. В отличие от Андан (даже из-за них), Кел испытывали сильные чувства по отношению к непотизму, в основном отрицательные, хотя это не означало, что он не существовал. Но к тому времени, как она достигла своего нынешнего ранга, Инессер уже успела приобрести репутацию непоколебимо честного человека.