Возвращаясь к себе
Шрифт:
Лена вышла, путаясь в полах синего с белым халата. Миша встретил ее в бежевой свежей рубахе и легких брюках, какой-то очень вдруг молодой.
— Какая ты хорошенькая! — восхитился он. — В этом халате — как медвежонок. Он всегда теперь будет ждать тебя, хорошо? Пошли в столовую: уже обед.
— Нет, что ты, я не могу, — испугалась Лена.
— Почему? — простодушно удивился Миша.
— Потому что… Потому что…
— А, понимаю! — догадался Миша. — Никто здесь ничему не удивляется, никто никому бестактных вопросов не задает, так и знай! Не бойся, на тебя не будут глазеть: у нас такое не принято. К тому же в нынешние времена
— Говорил.
— Ну вот. Это прежде все друг друга знали в лицо; теперь незнакомых лиц много. Так что пошли обедать, заодно погуляем. Смотри, какое солнце! Как по заказу.
Вышли на балкон и увидели: чудо произошло в природе. Толстым желто-красным ковром устлана была земля, с влажных деревьев, плавно кружась, падали последние багряные листья, подбавляя красок роскошному ковру осени. Ветер разогнал тучи, яркое небо сияло над головой.
Миша обнял Лену за плечи.
— Смотри, как радуется за нас природа. Ты ведь останешься? Утром провожу на станцию, поедешь в свой институт.
— В университет, — самолюбиво уточнила Лена.
— Сейчас везде — университеты да академии, — засмеялся Миша. — Так останешься?
— Я с собой ничего не взяла.
— А что, собственно, нужно студентке? — призадумался Миша. — Выдам тебе ручку, бумагу, соорудим бутерброды.
— А мама? Что ей скажу?
— Что-нибудь вместе придумаем! — оживился Миша. Он чувствовал, что почти уговорил Лену. — Дождь, слякоть… Решила заночевать у подруги.
— У нас так не принято.
— Тогда скажи правду, как есть, — рассердился Миша. — Тебе не три года.
— А как оно есть? — подняла глаза Лена.
— Пока не знаю, — задумчиво и серьезно ответил Миша. — Знаю только, что не случайная встреча, не то, что принято называть «связью». У меня к тебе огромная нежность, и удивительно трогательно, до слез, что у тебя до сих пор никого не было.
— Разве это так важно?
— Ты знаешь, да. Века не переменили мужчину: в глубине души каждый из нас жуткий собственник… А сейчас мне очень хочется, чтобы ты осталась. Не потому что… а просто так. Клянусь, больше к тебе не притронусь. — Он заметил мгновенное удивление, скользнувшее по лицу Лены. — Потому что… — Миша запнулся. — Черт, я волнуюсь, как мальчик. Чтобы ты не думала, что прошу поэтому. Нет! Мне хочется с тобой говорить, побольше узнать о тебе, чтобы мы уснули и проснулись вместе… Но если хочешь, ты можешь уйти на вторую тахту — она тоже застелена. А теперь мы идем обедать — я уже заказал — и не вздумай сказать «нет»!
Как много вместил в себя этот день! После обеда они гуляли по пронизанным солнцем аллеям, по роскошному ковру желтых, багровых и бурых листьев. Потом сидели в симпатичном маленьком баре и разговаривали, сходили к «святому колодцу» и набрали в кувшин воды. Вечером Лена позвонила маме: «Я останусь у Кати, хорошо?» — и, на всякий случай, Кате: «Не звони мне сегодня и завтра с утра, ладно? Я тебе потом все объясню».
— Интриги, интриги, — заметил, посмеиваясь, Миша. — Какая ты еще маленькая! Какая счастливая, что можешь звонить маме и что-то выдумывать. — Он поймал непонимающий взгляд Лены. — Счастливая, что у тебя есть мама — главная, что ни говори, защита в жизни. Пока у нас живы мамы, мы надежно защищены.
— От чего?
— От всего. Мама стоит между тобой и всем тяжелым, что может случиться, между тобой и, прости меня, смертью. Не знаю, как
Лена смотрела на Мишу испуганно: она и вправду не очень его понимала.
— Извини, — спохватился он. — О таком обычно не говорят, но мне почему-то кажется, что тебе я могу сказать все. И ты мне — тоже. Вот ты рассказала, как поступала в иняз, и мне так стало больно, словно это случилось со мной. А этот твой УНИК без аккредитации… Конечно, еще есть время, но вдруг они обманут тебя, вас всех, и вы останетесь без дипломов?
— Нет, дипломы, конечно, будут, — возразила Лена. — Только не государственные.
— А какой в них тогда прок?
— Какой-то все-таки есть…
— Похолодало… Закрываем дверь на балкон и пьем чай с коньяком, идет?
— С коньяком? Так есть еще и коньяк? А говорил, что не пьяница.
Оба расхохотались. Миша схватил Лену на руки и стал целовать, целовать, закружил, задыхаясь, по комнате, бросил на диван.
— Ну вот, — сказал он потом с показным смущением, потому что втайне был горд своей воспрянувшей мужской силой. — Вот и верь после этого нам, мужикам.
Лена молча улыбалась, губы ее дрожали. Так вот это что такое… В первый раз, кроме острой, мгновенной боли, она ничего не почувствовала, а теперь… Какой взрыв всего ее существа, какое потрясающее освобождение…
— Прости. — Миша заглянул ей в лицо и увидел глаза счастливой женщины. — Я тебе не сделал больно? — осторожно спросил он.
— Нет, — обняла его Лена. — Так, наверное, задумано.
— Кем?
— Природой. Через боль — к счастью. Странно и радостно.
— А почему странно?
— Мы друг друга почти не знаем.
— Еще есть время, — прижал ее к себе Миша. — Узнаем…
Еще… Внезапная тревога кольнула Лену, но спросить она не посмела.
— Ты обещал подарить мне книгу.
— Ах да!
Миша подошел к столу, взял книгу в твердом коричневом переплете, раскрыл, надписал.
— Моя последняя, — сказал он, отдавая книгу Лене. — Написана довольно давно, только все не удавалось издать. Спасибо блаженной памяти перестройке: разрешили издавать за свой счет. Дороговато получилось, но потом я все окупил — помогло Общество книголюбов: продавалась на встречах с читателями.
Лена открыла книгу и прочитала: «Леночке — на память о счастливом дне нашей встречи». И подпись. И дата.
4
С этого осеннего дня вся ее жизнь пошла кувырком. Институт, мама, друзья и подруги — все отошло на второй, третий, десятый план. Самым главным, единственным стал Миша. Недаром, значит, любила она Переделкино: здесь ее поджидало счастье.
Привычное чувство долга заставляло Лену посещать лекции, готовиться к семинарам, даже отвечать на Димины письма, но всем своим существом она была там, у Миши, в просторной и чистой комнате, где ее с нетерпением ждали, где ни разу до сих пор не испытанные ощущения волнами накатывали на нее, где ей говорили слова, от которых кружилась голова и слабели ноги. Слушать их снова и снова, не отрываться от Миши ни на минуту — вот чего страстно хотелось Лене, но она смиренно приняла его предложение: видеться по понедельникам и четвергам. Почему именно в эти дни? Лена не стала спрашивать, закивала послушно и торопливо.