Возвращение Артемиды
Шрифт:
Сразу же после выстрелов дверь кухни дернулась и, упершись в тяжелый железный стол, сдвинула его вплотную к косяку. Проход в кухню остался открытым.
В зале клуба послышались крики и шум.
Мокшин, что-то почувствовав спинным мозгом, обернулся, увидел в проеме второй двери автоматчика, нырнул вправо, перепрыгнув через большие алюминиевые кастрюли, возвышавшиеся на стойке возле плиты. Голова обо что-то больно ударилась. Длинная автоматная очередь прошлась по кафельной стене. Саша спихнул с себя опрокинутые кастрюли и вдруг заметил в узком просвете между полом и плитой две пары ботинок. Не долго думая он разрядил по
Над железным столом, прижатым к косяку автоматической дверью, появился сначала укороченный автомата «AZ-200», а затем и человек в шлеме и бронежилете.
— Чурики! Я свой! — крикнул Мокшин и поднял вверх руки, с повисшим на указательном пальце «Вальтером» и удостоверением, любезно предоставленным Бойстрюком.
Как ему показалось, он это сделал вовремя. Ствол автомата дернулся наискосок через всю кухню к лежавшим на полу двум раненным Фербийцем, а затем вернулся к Мокшину. У стола появились шесть бойцов из группы захвата. Пока первый держал Сашу на мушке, шестеро перемахнули через стол и начали осмотр помещения.
Наконец, появился Неверов, Сашу сняли с прицела. В помещении клуба «Анаконда» начался шмон. Один из оперативников Летериса выронил автомат, когда, открыв морозильную камеру и, выдвинув лоток, увидел две заиндевевшие руки представительницы земной расы. На ногтях матово-розового цвета серебрился иней. Парой рук находки на кухне не закончились.
С чувством глубокого облегчения, что операция прошла более менее гладко, Саша вернулся в зал. Увидев Игоря Константиновича, как и пять минут назад спокойно сидевшего за столом, он подошел к нему. Казалось, Бойстрюк нисколько не удивился его присутствию и сохранял олимпийское спокойствие.
— Мальчик, говоришь, пропал… — выдавил из себя Мокшин. — Жена вся извелась.
А ты оказывается гад! Костя Федотов.
— Пошли, — сказал Салис и за плечи развернув Мокшина повел его в сторону выхода.
Они прошли метров десять, как вдруг Саша вырвался из дружеских объятий, быстрым шагом вернулся и, наклонившись к самому лицу Бойстрюка, зло прошипел: — Если ты еще не знаешь, это я плюнул в твою тарелку.
В подтверждение сказанного Саша ткнул себя в грудь большим пальцем правой руки. Желваки на скулах Бойстрюка дернулись, глаза поднялись и в них мелькнул огонек. Мокшин заметил это и довольная улыбка медленно растянулась на его свирепом лице. Салис схватил Сашу за воротник и быстро вывел его на улицу.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил инспектор, когда они вышли из ресторана.
— Вел-ли-кол-леп-но, — ответил Мокшин.
— Тогда все. Тебе здесь больше оставаться нельзя. Езжай домой. Завтра созвонимся.
Мокшин в знак согласия кивнул головой и устало побрел вдоль дороги. Он прошел больше километра, словно в пальто, кутаясь в смокинг от холодного ветра, и периодически делая глубокие вдохи пьяняще-свежего воздуха. К руке, выкинутой поперек движения, одна за другой подъехали две машины.
Саша сел в первую и поехал домой. Уже в машине он почувствовал облегчение.
Как будто гора с плеч свалилось.
А тем временем Шальшок, извиняясь и шаркая ножкой, переписывал всех присутствующих в «Анаконде». И каждый из них говорил что этого просто так не оставит.
После переписи задержанных отпустили. За исключением
Шайер сегодня был в ударе. Словно древний Бог землян Зевс, он метал проклятия в адрес Салиса и Шальшока, неспешно перемещаясь из одного угла кабинета в другой. Поднятые вверх кулаки сотрясали воздух. Из уст Шайера, словно бурный горный поток, текла речь о непрофессионализме отдельных служащих имперского сыска. Подчиненные знали ораторские способности своего начальства, но такого они еще никогда не слышали. Двадцать восемь фербийцев — следователи по особо важным и не очень, руководители групп и просто инспекторы, слушали слегка приоткрыв рот.
— Шальшоку простительно. Он еще, можно сказать, птенец желторотый, — продолжал орать Шайер. — Но вот какая муха укусила инспектора Салиса, я не знаю.
Это же надо придумать такое! Ресторан каннибалов. И кого арестовали! Шайер сделал паузу, дабы сильнее подчеркнуть смысл сказанного.
— Двух сенаторов, заместителя прокурора империи, первого советника посольства Америки. А про бизнесменов я вообще не говорю! Пальцев не хватит, чтоб всех сосчитать! Чем ты думал, я тебя спрашиваю, когда ломал двери и бил стекла в этом ресторане?! — Там двери как в сейфе. Их не сломаешь.
— Зато мебель там деревянная. Ты знаешь сколько стоит у них одна тарелка? — Да не трогали мы мебель, — не выдержал Салис. — И не арестовывали всех подряд! — Ты на меня не ори! — Мы все предварительно проверили, провели оперативную разработку. К моменту ареста Бойстрюка мы уже имели показания членов его банды и.
— Да начхать ему на твои показания! Все, что не доказано, то предположения и версии. А в суде факты нужны. Факты, а не домыслы. Так что вот так, господин инспектор имперского сыска. По фактам нарушения закона будет проведено внутреннее расследование. Пора кончать твои безобразия. То ты, понимаешь ли, войну начинаешь в центре Альверона, со взрывами и автоматной стрельбой, то у тебя сенаторы едят граждан империи… до окончательного выяснения обстоятельств дела ты отстраняешься от работы. У меня все.
Салис внимательно дослушал пламенную речь и, оттолкнувшись от стола двумя руками, отодвинул стул. Шайер с суровым взглядом смотрел на него из правого дальнего угла кабинета, стоя возле кадки с фикусом. Салис взял со стола свою папку и неторопливо пошел к выходу. Уже открыв дверь, он остановился и повернулся к Шайеру.
— Да, пень старый. Задницу лизать ты хорошо научился, ничего не скажешь.
Только в этот раз ты ошибся. Не ту лижешь.
Шайер опешил и не произвольно открыл рот, очевидно собираясь что-то ответить, но не нашел что. Салис не стал дожидаться вдохновения полковника и вышел в коридор. Шальшок не знал, что ему делать. То ли уйти, то ли остаться.
Он чувствовал себя стоящим голышом посреди фойе имперского театра в день премьеры нового балета.
— Лоун, — окликнул Монлис, догнав инспектора на лестнице, ведущей со второго этажа на третий.
Салис обернулся, но ничего не сказал. Да и что он мог сказать, в общем-то еще молодому имперскому сыщику, которого наверняка переполняет вера в идеалы, справедливость и неотвратимость наказания.
В кабинет они вошли вдвоем. На столе Салиса зазвонил телефон. Откинувшись в своем любимом, рабочем кресле он снял трубку.