Возвращение блудного папы
Шрифт:
Смачно она меня приложила. Я бы мог увернуться, но не стал. Пусть выпустит пар, ей это сейчас очень нужно.
— Ну ты, Светка, вообще… — слышу я обалдевший шепот Инги.
Но даже не оборачиваюсь в ее сторону.
Щека горит, а в штанах нарастает напряжение. Как я сейчас хочу Мышку! Разъяренной она мне нравится до умопомрачения.
Моя маленькая мышка превратилась в дикую кошку. Какая ярость, какая страсть! Их бы да в нужное русло! Мы бы не одну кровать сломали…
Похоже,
— Сонечка, сядь, пожалуйста, в машину, — спокойно говорю я.
И она садится.
Мышка злится еще сильнее. Может, потому, что когда она просила дочку сделать то же самое, та ее проигнорировала.
— Ты… — начинает она.
И снова лупит меня по щеке.
Но в этот раз я перехватываю ее руку. Задерживаю на своем лице. Касаюсь ладони губами.
Она дергается, хочет вырвать ладонь. Но я не пускаю.
— Если ты бесишься из-за Инги, то хочу сразу сказать: у нас ничего не было и быть не могло. Правда, Инга?
Я поворачиваюсь к той, что стоит столбом и удивленно на нас таращится, не в силах произнести ни слова.
— П-правда, — выдавливает она.
— Вчера Захар заболел, я запаниковал. Она привезла мне козий жир для растирания. Как она умудрилась потерять при этом свою заколку — для меня загадка.
— Козьим жиром нельзя растирать при температуре! — внезапно выпаливает Мышка.
Кажется, ее отпускает.
— А я и не растирал. Оставил на потом. А Инга поехала домой. Так?
Я снова обернулся к Инге.
— Так, — сердито бурчит она.
И уходит в сторону школы, яростно стуча каблуками. Уезжать она вчера не хотела, еле выпроводил.
Мышка кладет руку на дверцу своей машины.
— Подожди, — говорю я.
— Хорошо, — отвечает она. — Я подожду. Ты еще что-то хочешь мне сказать?
— Да, хочу. Надо было с этого начать, но… Я не начал.
Блин, как сложно-то! Как все это сформулировать, чтобы не казаться мудаком?
— Ты думаешь, я женат… — попытался высказаться я.
— Я думаю? — взвилась Мышка. — У тебя штамп в паспорте!
— Мы разводимся. Мы давно не живем вместе.
— Ты сказал, что свободен.
— Я свободен.
— У тебя штамп в паспорте!
Она все еще ругается, но я вижу, что ее отпустило. Она подобрела. И, кажется, больше не хочет лупить меня по щекам.
А я очень хочу ее поцеловать. Просто невыносимо. Так и впился бы в ее мягкие, упругие, пахнущие ежевикой губы. Обнял бы, прижал к себе… И пусть бесится, сколько угодно!
— Мышка, разве все эти условности имеют большое значение? — произношу я рассудительным тоном.
— Имеют, — говорит она упрямо.
— У
Блин! Неудачная шутка.
Мышка снова звереет.
— Да пошел ты! Ты мне нафиг не сдался!
Она все же открывает дверь своей машины, забирается вовнутрь и заводит мотор. Сердито смотрит перед собой, а не на меня.
Вроде бы, я по всем косякам оправдался.
Но умудрился снова накосячить!
Светлана
Да, были у меня планы! Наверное. Хоть я и не хотела.
С этим трудно бороться. Когда влюбляешься, это происходит само собой. А уж тем более с Алексом! Я представляла, как он поведет меня под венец, еще когда мне было тринадцать лет.
Всерьез планировала нашу свадьбу, придумывала платье. Да — именно платье казалось мне тогда самой важной деталью счастливого будущего. Как можно быть несчастной, когда у тебя три волана, кринолин и рукава фонариком? А еще фата, которая тянется на пять метров по полу.
— Мамочка, вы с Алексом поругались? — спрашивает Соня.
— Мы… нет. То есть да. Не знаю.
— Как это? — удивляется дочка.
Мы трогаемся. В зеркало заднего вида я наблюдаю, как она машет Алексу рукой.
Он и в ее сердце успел проникнуть. Засранец!
А, собственно, почему засранец? С Ингой у него ничего не было. Хотя, я уверена, она очень старалась, чтобы было.
С женой он разводится. То, что он сразу об этом не сказал, конечно, очень плохо. Но все же…
Все не так ужасно, как я думала еще сегодня утром!
— Вы помиритесь? — спрашивает Соня.
— Помиримся, — отвечаю я.
Наверное.
Мы с Соней обедаем, и я переписываюсь с Кириллом.
“Почему ты мне не сказал, что приезжаешь через три дня?” — спрашиваю я брата.
“Хотел сделать сюрприз”.
“А маме сказал!”
“До меня дошло, что ее не надо волновать такими сюрпризами. Давление может подскочить”.
“Вот именно!”
“Маму нельзя волновать, — читаю я следующее сообщение. — А тебя-то можно!”
Сразу после этого раздается звонок в дверь.
Алекс? Ничего другого мне в голову не приходит.
Я иду открывать. Не знаю, как себя вести. Я все еще обижена! Но уж не так сильно. Выгнать его? Пригласить обедать?
Я открываю дверь и вижу… своего брата!
Визжу от неожиданности, прыгаю ему на шею, снова визжу. На шум прибегает Соня, вопит, с разбегу прыгает на нас… Мы все валимся на пол и хохочем.
— Ты приехал! — говорю я.
— Сюрприз! — смеется Кирилл.
— Сюрприз! — вопит Соня.
— У меня для тебя есть подарок, — говорит Кирилл моей дочке. — Он внизу, в машине.