Возвращение блудного сына
Шрифт:
До Платона как-то донёсся обрывок его просветительской, в адрес Надежды, речи:
– «То ли этот… Жуков?! Когда немец к Москве подходил…, ну, знаешь? Занял там… э… Можайск, Нарофоминск… Сталин спросил его: Возьмёшь командование? Тебе эти места знакомы? А тот ему: Да! Я эти леса с детства все исходил, знаю там каждую тропку! И стал… по просекам собирать армию!»
Платон за стенкой посмеялся над горе историком, позже сказав начальнице об исторических ошибках Гудина, завершив это своим резюме:
– «Честные, знающие
Но вскоре покопаться в анналах истории, а точнее – в своей памяти, пришлось и писателю.
Сходив в эту зиму последний раз на лыжах 8 апреля, Платон рекордно поздно завершил сезон.
Неожиданно для него в этот день в лесу всё ещё было достаточно снежно, и скольжение было приличным.
Но уже 15 апреля снега совсем не было. Прошедшие на неделе дожди окончательно съели его.
На следующий день, в понедельник, пораньше уйдя с работы, Платон с Ксенией совершили вояж на родину Платона.
В этот день стало довольно тепло, и кепки супругам не понадобились. Они гуляли в распахнутых лёгких полупальто, которые просто не хотелось таскать в руках.
От «Сретенского бульвара» прошли к Сретенским воротам, затем повернули в Печатников переулок.
Ещё в зимние каникулы по инициативе Ксении Платон через «Одноклассников» стал членом сообщества «Сретенка», и затем сам создал два новых фотоальбома: «Печатников переулок» и «Школа № 231», поместив в них свои старые фотографии.
Через несколько дней фотоальбом «Печатников переулок» стал быстро заполняться весьма интересными фотографиями и комментариями от новых участников фотоальбома.
А Платон очень гордился авторством этих фотоальбомов, особенно «Печатникова переулка».
– «Ксюх! А ведь благодаря этому я, можно сказать, уже себя увековечил!?» – неожиданно удивил он жену своим честолюбием.
– «Да, уж! Наверно? – согласилась она – А больше всего ты увековечил свой отчий дом! Давай, кстати, как-нибудь съездим на твою родину и пофотографируем!» – предложила тогда она.
И вот её предложение стало теперь материализовываться.
От отчего дома Платона родными для него проходными дворами супруги прошли на Рождественский бульвар, затем спустились к Трубной улице.
Далее по ней прошли до Большого Сергиевского переулка, затем повернули назад, теперь поднявшись вверх по Печатникову переулку, и далее на Сретенку, и по другой стороне опять ремонтировавшегося Сретенского бульвара проследовали к метро.
Ксения часто фотографировала, и не только мужа на фоне ему знакомых строений, но и наиболее примечательные в архитектуре и по отделке дома.
А на следующий день, 17 апреля, Платон пошёл на работу уже в одном костюме, по пути повстречав старого знакомого по давней работе.
Поприветствовав
– «Платон Петрович! Вы в этом костюме выглядите так шикарно, солидно! Только почему Вы без медалей, без орденов?!».
– «А у меня всего один орден – моё лицо!» – в пику тому ответил Платон.
– «Хм-м! А что, у Вас разве нет ни одной государственной награды?!» – съязвил явный орденоносец.
– «Нет! Ведь я служил не государству, а стране! Поэтому у меня есть только некоторое количество наград… общественных организаций! Но на них и моей груди не хватит!» – не дал тому первенства Платон, тут же раскланявшись.
Выходя на свет из «Чкаловской», ещё на верхних ступенях он вдруг с радостью почувствовал с детства привычный запах тёплых московских камней. Утренний весенний запах его родной столицы сразу настроил поэта на лирический лад.
Но не тут-то было. Войдя в подземный переход под Садовым кольцом, своим чувствительным носом он учуял лёгкий запах не свежей урины.
Да! Далеко не я один считаю Москву лучшим городом Земли! – посетила писателя шальная мысль.
Но всё равно в хорошем настроении пришёл он на свою работу. И не тут-то было.
Ближе к обеду, войдя в офис к Надежде, он услышал, как она рассказывает что-то новому коменданту.
– «…они приехали с Москвы…» – услышал Платон, сразу поздоровавшись с комендантом, но тут же нарвался на замечание начальницы, слышавшей в тот момент только себя:
– «Ты что не здороваешься?!» – повелительно спросила она Платона, думая, что демонстрирует новому коменданту свою культуру.
Вошедший и сразу поздоровавшийся с находящейся в гостях комендантшей, Платон удивлённо взглянул на дуру.
Тут же ясность внесла, ответившая на его приветствие тоже удивившаяся гостья:
– «Да он сразу со мной поздоровался первым, как вошёл!».
Во! Культура так и прёт! Даже хорошее настроение ни с того, ни с сего может испортить, отравить! – сокрушался Платон.
И словно накликал на себя беду. Через день он действительно чем-то отравился.
После работы дома, ближе к позднему вечеру, Платон почувствовал, как его мутит и неумолимо подкатывает тошнота. Немного лёжа подождав и проанализировав обстановку он понял, что в этот раз без очищения не обойтись. Мысленно настроившись, Платон решился пойти в ванную и заняться спасительным делом. Наконец свершилось!
У него было ощущение, что жидкость, вобравшая в себя все вредоносные вещества буквально из каждой клеточки его организма, соединилась в единый бурный поток, и в течение шести часов тремя неравномерными потоками-подходами, из которых второй и третий фактически слились в один – полноводной рекой с селем опустошило тело, очистив организм.