Возвращение Борна

ван Ластбадер Эрик

– Ласло Молнар. Рад познакомиться с вами.

Хирн нагнул голову в коротком вежливом поклоне и предложил:

– Не согласитесь ли выпить со мной по чашечке горячего шоколада, мистер Молнар?

Это предложение, похоже, пришлось венгру по душе, и он согласно кивнул:

– С превеликим удовольствием!

Пробираясь сквозь густую толпу столичных бонвиванов, они обсуждали свои любимые оперы, обменивались именами знаменитых композиторов. Хирн вежливо пропустил Молнара первым в дверь и заметил, что это тоже польстило его спутнику. Спалко верно подметил,

что Хирн обладает некоей аурой открытости и честности, которая привлекала к нему даже самых скрытных людей. Он умел казаться естественным в любых неловких ситуациях, и именно эта искренность покорила Молнара, развеяв его извечную подозрительность.

– Вам нравится спектакль? – спросил он, пока они потягивали шоколад.

– Чрезвычайно, – не покривив душой, ответил Хирн. – Но, думаю, он понравился бы мне еще больше, если бы я мог разглядеть лица главных героев. Грустно признаваться, но когда я выкупал эти неудобные места, то не мог позволить себе ничего лучше, а потом, когда у меня появились деньги, все хорошие места были уже раскуплены.

Несколько секунд Молнар хранил молчание, и Хирн уже забеспокоился, что тот проскочит мимо приготовленной для него ловушки, но затем он сказал, словно озвучивая только что пришедшую в голову мысль:

– Может, хотите пересесть в кресло моей жены?

* * *

– Давай еще раз, – велел Хасан Арсенов. – Мы должны снова отрепетировать все наши действия. Любая ошибка – и нам никогда не завоевать свободы.

– Но я уже изучила их столь же хорошо, как твое лицо! – заверила его Зина.

– Настолько хорошо, что сможешь найти дорогу к конечному пункту нашего назначения с завязанными глазами?

– Перестань меня мучить! – чуть не плача, взмолилась женщина.

– По-исландски, Зина! Мы теперь говорим только по-исландски!

На большом столе в их гостиничном номере были расстелены схемы отеля «Оскьюлид» в Рейкьявике. В уютном свете настольной лампы все архитектурные детали отеля были как на ладони – от фундамента до помещений охраны, от канализации и систем отопления и вентиляции до планов каждого из этажей. Чертежи были испещрены многочисленными пометками, разноцветными стрелками, как на плане генерального наступления, значками, отмечающими расположение групп служб безопасности, в сопровождении которых на саммит прибудут руководители иностранных государств. Разведданные, предоставленные Спалко, были безукоризненно точны.

– После того как мы минуем охранников отеля, – говорил Арсенов, – у нас на все про все останется очень мало времени. И самое скверное – то, что мы не знаем, сколько именно времени окажется у нас в запасе, чтобы добраться туда и затем скрыться. Поэтому мы не должны колебаться, мы не имеем права допустить ни одной ошибки, ни единого неверного движения. – Он говорил с горячностью в голосе, глаза его блестели. Ухватившись руками за концы шали, наброшенной на плечи Зины, он потянул женщину в противоположный конец комнаты и обмотал платок вокруг ее головы – так, чтобы она ничего не видела.

– Представь,

что мы только что вошли в отель. – Арсенов отпустил ее. – А теперь я хочу, чтобы ты представила карту и мысленно прошла по намеченному маршруту. Будешь говорить мне о каждом своем шаге. Вперед!

Две трети извилистого пути Зина «прошла» безупречно, но в том месте, где коридор разветвлялся и вел в две разные стороны, запуталась и свернула налево вместо того, чтобы пойти направо.

– Все, с тобой покончено! – резко проговорил он, срывая с нее платок. – Даже если ты исправишь свою ошибку, ты не успеешь добраться до цели вовремя. Секьюрити – хоть американские, хоть русские, хоть арабские – засекут тебя и пристрелят на месте.

Зина дрожала от ненависти – и к нему, и к самой себе.

– Мне знакомо это выражение на твоем лице, Зина. Отбрось злость. Эмоции мешают сконцентрироваться, а это – именно то, в чем ты сейчас нуждаешься больше всего. Когда ты сумеешь повторить маршрут с завязанными глазами, не допустив ни одной ошибки, мы сможем наконец отдохнуть.

* * *

Часом позже, добившись идеальных результатов, Зина сказала:

– Пойдем и приляжем, любимый.

Арсенов, успевший переодеться в черный, перевязанный на талии муслиновый халат, лишь отрицательно мотнул головой. Он стоял у огромного окна и наблюдал за тем, как бриллиантовая россыпь ночных огней Будапешта колышется, отраженная в темных водах Дуная.

Зина, растянувшись на низкой кровати, негромко засмеялась.

– Посмотри, какое чудо, Хасан. – Она провела своими длинными пальцами по простыням. – Настоящий египетский хлопок. Просто сказка из «Тысячи и одной ночи»!

Арсенов повернулся и смерил женщину недобрым взглядом:

– Довольно, Зина! – Он указал на ополовиненную бутылку, стоящую на тумбочке. – Коньяк «Наполеон», мягкие простыни, широкая кровать… Однако роскошь – не для нас!

Глаза Зины широко раскрылись, полные губы скривились в недовольной гримасе.

– Почему? – спросила она.

– Видимо, ты не усвоила урок, который я только что преподал тебе. Потому что мы – воины! Потому что мы отвергли все мирские соблазны и не стремимся обладать ничем материальным!

– Ты не стремишься обладать и оружием, Хасан?

Он покачал головой, не сводя с нее холодного, злого взгляда.

– Наше оружие имеет свое предназначение.

– Эти приятные вещи тоже имеют свое предназначение, Хасан. Они дают мне возможность почувствовать себя счастливой.

Из глотки Арсенова вырвалось низкое рычание.

– Я вовсе не стремлюсь обладать этими вещами, Хасан, – торопливо заговорила Зина. – Просто приятно попользоваться ими хотя бы день-два. – Она вытянула руку по направлению к мужчине. – Неужели ты не можешь отступить от своих железных правил даже на столь короткое время. Мы оба сегодня изрядно потрудились и заслужили хотя бы недолгий отдых.

– Говори сама за себя, меня же всей этой роскошью не соблазнишь! – резко ответил он. – И мне противно, что это произошло с тобой!