Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма
Шрифт:
– Где он?
– Третий вход, – показал он на пальцах.
Мы часто пользовались языком глухонемых, когда приходилось говорить о делах на открытом месте. Ни мыши, ни вороны его не понимали. И никто из людей Могабы.
Я снова хмыкнул:
– Скоро вернусь.
– Ага.
Я сошел по крутой скользкой лестнице, превозмогая нытье мышц, – они знали, что обратно мне предстоит тащить мешок земли.
Что могло от меня понадобиться Гоблину? Наверное, хочет обсудить какой-нибудь пустячный вопрос. Коротышка, подобно своему одноокому дружку,
Старой Командой, в сущности, руковожу я – у всех остальных нет желания обременять себя самомалейшей ответственностью.
Мы обосновались в высоких кирпичных строениях неподалеку от стены, к юго-западу от северных, единственных незабаррикадированных ворот. И с первого часа осады укрепляли позиции.
Могаба мыслит наступательно. Он не верит, что войну можно выиграть, отсиживаясь за каменными стенами. Он желает отразить штурм, затем ринуться наружу и перебить тенеземцев. Он тревожит противника дерзкими вылазками и отвлекающими ударами. Он не учитывает, что тенеземцы могут проникнуть в город большим числом, хотя почти при каждом штурме они оказываются по нашу сторону стены, и мы вынуждены перегруппировываться, чтобы вышвырнуть их.
Наступит день, когда дела пойдут не так, как хотелось бы Могабе. Рано или поздно людям Тенекрута удастся захватить ворота. И тогда мы увидим настоящие уличные бои.
Это неизбежно.
Что ж, Могаба, Старая Команда готова к этому. А ты готов?
Мы-то обернемся невидимками, ваше высокомерие. Мы в такие игры уже играли. Мы читали Анналы. Мы станем призраками, несущими смерть.
Надеюсь, что так и будет.
Тени – вот проблема. Что они уже узнали? И что еще смогут узнать?
Наши лютые враги названы Хозяевами Теней не только за любовь к темноте.
8
Все входы в помещения Отряда, за исключением трех потайных дверей, были заложены кирпичом. Как и все наружные окна ниже третьего этажа. Коридоры и дымоходы превращены в лабиринт смертоносных ловушек. До трех действующих входов можно добраться, лишь вскарабкавшись по лестницам, простреливаемым по всей протяженности. Где смогли, мы защитились от огня.
От бездеятельности в дни осады Отряд не страдает. Даже Одноглазый работает. Если только ему не удается спрятаться от меня.
И все до одного братья валятся с ног от усталости. Поэтому им не до размышлений о нашей непростой ситуации.
Пройдя потайным ходом, известным лишь Старой Команде, воронам с летучими мышами, Теням, глазастым нюень бао да любому нару, не поленившемуся понаблюдать за нашим обиталищем с северного барбикена, я скатился по лестничным маршам в подвал, где подле одинокого огарка свечи подремывал Бадья. Хоть я и старался идти неслышно, его веко дрогнуло. Но тратить дыхание на оклик он не пожелал. Позади него к стене был прислонен расшатанный шкаф с криво висящей на одной петле дверцей. Осторожно отворив дверцу, я скользнул внутрь.
Всякий пробравшийся сюда найдет лишь этот шкаф, заполненный весьма ограниченными запасами провизии.
Шкаф открывает проход в тоннель, один из тех, что соединяют все наши постройки.
Тоннель привел меня в другой подвал, где среди устрашающего беспорядка и вони, достойной медвежьей берлоги, спали еще несколько человек. Тут я шагал медленно, пока меня не признали.
Будь я чужим, стал бы не первым из тех, кто никогда не вернется из этих подземелий.
Теперь я добрался до мест по-настоящему секретных.
Новый Штормгард вырос поверх старого Джайкура. И на снос прежнего города его хозяева лишних сил не тратили. Благо множество первоначальных построек оказалось в превосходном состоянии.
Там, где никому не пришло бы в голову искать, мы выкопали ошеломительный лабиринт. И он увеличивался с каждым мешком земли, отправлявшимся на стену или применявшимся в прочих наших задумках. Однако сей муравейник уютным не назовешь. Требуется сила воли, чтобы спускаться во тьму и сырость коридоров, где воздух еле движется, свечи едва тлеют и всегда приходится помнить о том, что в любом темном углу может прятаться коварная смерть.
Что касается старины Мургена, то его вдобавок донимают мысли насчет погребения заживо.
К подобному невозможно привыкнуть.
Крутой, Масло, Гоблин с Одноглазым и я уже прошли через такое на равнине Страха – кажется, пять тысяч лет прожили в земле, точно барсуки.
– Клетус, где Гоблин?
Клетус – один из трех братьев, возглавляющих наши инженерные службы и артиллерию.
– За углом, в следующей комнате.
Клетус, Лофтус и Лонгинус – настоящие гении. Это они рассчитали, как по старым дымоходам подавать воздух в самые глубокие тоннели, вентилируя весь лабиринт, а потом медленно стравливать наружу по другим дымоходам. Простая инженерия, однако для меня все равно что волшебство. Ток пригодного для дыхания воздуха, пусть и медленный, служит нам исправно.
Хотя сырости и вони меньше не становится.
Гоблин держал светильник, освещая стену, на свежевыскобленные камни которой Лонгинус нашлепывал известковый раствор, примерно на уровне глаз.
– В чем проблема, Гоблин?
– Да дождь этот, чтоб его! Никак не унимается.
– Ну да. Боги где-то выхлебали реку, а теперь сюда отливают. И что с того?
– У нас тысяча протечек.
– Это очень плохо?
– Пока терпимо, да вот надолго ли? Дренажа-то никакого. И ниже нам уже не забраться, пока двенадцатый тоннель в порядок не приведем.
– Похоже, проблема чисто инженерная.
– Ну да, – подтвердил Лонгинус, разравнивая раствор. – Клет это предвидел. Мы с самого начала заботимся о водонепроницаемости. Вот только как тут проверишь, все ли в порядке, пока нет серьезных ливней? Счастье еще, что в сезон дождей такого не случилось. Еще три дня, и нас тут затопит, к чертям.
– Вы ведь справитесь?
Лонгинус пожал плечами:
– Постараемся, Мурген. Все, что можем, сделаем.
И принялся набрасывать раствор. Словно давал мне понять, что каждый должен сам разбираться со своими неприятностями.